Счастливая Женька. Начало

– Ой, Господи, дите, ты мое бедное, разнесчастное! – Зинаида Евгеньевна шмыгнула носом и сделала ещё одну безуспешную попытку войти. – Аннушка, внученька, собирайся, поедем до бабы. Гарик, удерживая дверь, процедил сквозь зубы:

– Зинаида Евгеньевна, прекратите немедленно, Аня останется здесь, с матерью. Зинаида Евгеньевна на минутку ослабила хватку и совершенно другим, насмешливым тоном проговорила:

– Да что ты говоришь! Это где же здесь? Там где моя чокнутая дочь с сожителемне просыхают уже неделю? И с какой же матерью это бедное дитеостанется? – интонация Зинаиды Евгеньевны ничего хорошего не обещала. – С матерью, которая хоронит живых родственников? – она неожиданно рванулась за дверь и крикнула: «Анечка, детка, одевайся! Я тебя жду». Гарик вверенную позицию удержал, ценой знатного дверного толчка в бедро:

– Перестаньте, Зинаида Евгеньевна, я вам сказал, девочка никуда не идет!

И ещё, насчет сожителя, – Гарик потер ушибленное место, не выпуская из поля зрения, дверь, – Вам прекрасно известно, что мы в законном браке, для чего вы устраиваете этот спектакль? Да ещё перед ребенком?! Отдышавшись, его теща с презрением выдохнула:

– Послушай, ты! Мне на тебя наплевать сто раз, кто ты и что ты, ясно? Но моя дочь уже пропила мозги настолько, что объявляет умершим родного брата! Только, чтобы не останавливать своё пьянство… Этодаже для неё чересчур…Доходит, нет? – Зинаида Евгеньевна, с удивлением, посмотрела на внучку, которая и не думала одеваться, – Но и это бы ладно, хотите спиваться, ваше дело, но тут моя внучка! Она здесь причем? – Зинаида Евгеньевна уже дышала со свистом. Аня подняла на неё глаза и тихо сказала:

– Я здесь останусь, бабушка, – развернулась и ушла к себе.

Зинаида Евгеньевна,медленно отступая, покачала головой:

– И ребенка застращали, сволочи! Ладно, я на вас управу найду!Поворачиваясь к лестнице, она громко объявила:

– Я в суд буду обращаться, понятно тебе? И на этот раз добьюсь лишения её родительских прав, – дыхание стало хриплым и прерывистым, но Зинаида Евгеньевна не останавливалась. Где-то на уровне первого этажа, все ещё доносилосьеё зычное и выразительное:

– Алкаши чертовы! Житья от вас, проклятых, нет! Да чтоб вы повыздыхали по всему свету, окаянные.

Гарик вздохнул и закрылся надва оборота. Глядя на дверь в упор несколько секунд, подумал и накинул цепочку.

Женя с Гариком начали приходить в себя, когда Лизу с малышом уже выписали. Димка разглядывал красное морщинистое личико и пытался осознать свои чувства. Наиболее четко прослеживался страх. Ребенок был такой крохотный, что даже не мог нормально плакать. Он часто кряхтел с зажмуренными глазами и намертво стиснутыми пальчиками. Иногда пищал и судорожно тряс кулачками, с побелевшими малюсенькими ноготочками. Дима смотрел на него и не мог представить, что имеется безопасный способ, чтобы взять такую кроху на руки. Димка и подойти-то вначале боялся. Мешал все тот же страх, а вдруг он не дышит? Кстати говоря, страх вовсе не беспочвенный. Дыхание у малыша было неровное, слишком частое и поверхностное. Глядя на него, Дима и сам начинал задыхаться. Лиза выглядела измученной, но от сочувствия приходила в ярость. Дима её раздражал одним своим видом. В квартире становилось тесно. Если он заходил в комнату, Лиза демонстративно выходила. Он за все хватался, чтобы быть нужным, но чаще всего получалось медленно и скверно. Лиза, наблюдая за его деятельностью, презрительно молчала. Димка ругал себя за инициативу. А больше всего за отпуск. Какой же он дурак! Еще гордился собой, что так удачно подгадал. Пошел в отпуск,аккурат, в день их выписки. Для того, чтобы была возможность помочь этот месяц жене. – Идиот малахольный, – грыз себя Димка, – Кому я тут нужен со своей дурацкой помощью. Первый за долгое время скандал разразился, когда Лиза перестала кормить грудью. В доме появилась искусственная смесь, хотя молоко у неё было. Димка возмутился, когда увидел, пропитанную грудным молоком тканевую прокладку.

– Ты же сказала, что нет молока… – растерянно проговорил он. Лиза раздраженно ответила:

– Не берет он грудь, что я могу сделать? Насильно его кормить?! – Лиза начала кричать, – Что ты понимаешь в этом? Соску берет, а грудь нет, ясно тебе?

– Медсестра же говорила сцеживаться… – он не успел договорить. – Да пошел ты вместе с этой медсестрой! – взвизгнула Лиза, – Вот и сцеживайся, если хочешь, с этой коровой… – она матерно выругалась. – Ты хоть знаешь, как это больно! – Лиза с ожесточением швырнула марлей об стену. Молочные ручейки живо брызнули и побежали вдоль голубой стены, по зеркалу, по Димкиной щеке. Лиза, оттолкнув его, убежала в комнату. Онпочувствовал, исходящий от неё запах влажной кожи, теплого молока и чего-то едва ощутимого, но желанного и манящего.

Его коллега Гриша, которому Димка, в минуту откровенности, рассказал о семейных трудностях, заверил его, что это временно.