Счастливая Женька. Начало

Димкино лицо вытянулось и побелело, он стоял и молчал. Он абсолютно не знал, что полагается делать в такой ситуации. – Как все глупо, – думал он, – Боже мой, зачем это? Как же это тупо и мерзко… Жалобно и громко плакал в спальне Альбертик, ему шел второй месяц, и что-что, а кричать он уже научился. Лиза вернулась за ним в комнату. Уложив его в коляску, она накрыла малыша пледом, оделась, и не глядя на Диму, вышла из дома. Негромко и глухо щелкнул дверной замок, будто подавая сигнал. – Вот и ладно… – тихо ответил ему Димка. Он достал из заднего кармана начатую пачку циклодола и закинул в рот четыре таблетки. Открыл холодильник, взял бутылку водки и попытался запить. Не вышло, он закашлялся, облил футболку и еле справился с приступом тошноты. Димка чертыхнулся, налил водку в стакан, подобрал две размокшие таблетки и выпил залпом. Открыл кран и долго пил воду. – Чертова синька! – прошептал он, отдышавшись, – Как её вообще люди пьют? Вот мать его, например, жить без этого дерьма не может… При взгляде на бутылку, Димка с отвращением поморщился. Затем выпил оставшиеся таблетки и вышел на балкон. Первым делом он, как всегда, глянул на торчащий сверху арматурный крюк. Он почему-то всегда его успокаивал. Каким образом и для чего его оставили, было совершенно непонятно. Димка часто размышлял над этим. Что это? Огрехи нерадивых строителей или крюк имеет какое-то функциональное предназначение? Точно по центру он выступал из бетонной плиты на хорошие десять сантиметров и был даже побелен, как и она. Вроде бы так и надо. Будто такая инсталляция является абсолютно нормальной, и вовсе не считается чем-то предосудительным. Димка подмигнул ему, какзаговорщику и вынул сигареты. Вот ещё одна гадость из «нормальной» жизни, которую он не в состоянии был понять. Но сейчас было нужно, так положено. Димка был уверен, что это обязательный ритуал, при несоблюдении которого может произойти все, что угодно. После двух затяжек, он потушил сигарету и надел чистую футболку. Потом снова налил водку и достал коробку с лекарствами. Зачем ему это Димка и сам точно не знал. Содержимое домашней аптечки было ему прекрасно известно. Тем не менее, он насобирал в пригоршню какой-то лекарственной чепухи и уже без содрогания запил все это добро водкой. После этого, в голове у Димки кто-то зычно скомандовал: «Пора!» Его шатнуло, он схватился за раковину, улыбнулся и погрозил кому-то пальцем. «Поторопись, милый…» – нежно шепнул ему на ухо бархатный женский голос. Димка, засунул голову под умывальник и открыл кран. После этого, он действовал быстро и четко. Тщательно причесав волосы, достал с антресолей синее казенное одеяло и завесил балконное окно. Затем из глубины кладовки достал поломанный утюг, который Лиза сказала выбросить ещё месяц назад и отрезал шнур. Немного повозился с ним, закрепляя в крюке. Зато петля с самого начала вышла отличная. В меру подвижная ис надежным узлом. Не зря так долго тренировался. Под ней он установил казарменный табурет, выкрашенный белой масляной краской с изогнутой прорезью в центре. Он нравился ему за прочность и основательность. «Фундаментальная вещь, – с уважением похвалил он его, – А многовато у нас армейских предметов», – хмыкнул он, разглядывая криво висящее солдатское одеяло с небольшими, аккуратными дырками по бокам. Димка почувствовал, как его руки становятся ватными. Но хуже было то, что в глазах несколько раз становилось темно. Это было даже немного забавно, как будто в голове у него кто-то баловался и иногда выключал свет. Потом Дима сел за компьютерный стол, вырвал лист из блокнота и написал большими печатными буквами «Прости меня, сынок, но другого выхода нет. Дальше будет только хуже. Всем, но в первую очередь, тебе. А я бы этого очень не хотел. Лиза! Я не верю, что в тебе совсем нет любви. Умоляю, позаботься о сыне. Дмитрий». Димку снова качнуло, в глазах сделалось темно. Он испугался, что потеряет сознание, – Вот бы хохмабыла, – подумал он, с жадностью опустошая стакан с водой. Во рту страшно пересохло. Было ощущение, что его язык увеличился в несколько раз. Хорошо, что не нужно ни с кем разговаривать, едва успел подумать он, как зазвонил телефон. «Мать, – с глухим раздражением промелькнуло в голове, – Ого, четыре пропущенных, а услышал сейчастолько крайний вызов». Дима отключил телефон и бросил на кровать. Затем быстро вскочил на табурет, при этом чуть не упал. На лоб выступила испарина, от мысли, что он не успеет. И вот сейчас услышит в двери поворот ключа. Нет, хватит на сегодня дешевых мелодрам. Он накинул на шею петлю и стал дышать часто-часто. Будто впрок. Сквозь дырки в одеяле было видно, что на улице окончательно стемнело. И стало гораздо холоднее.Но Диме было очень жарко. Во рту снова пересохло. И в глазах потемнело. На этот раз свет зажегся не сразу. Мелкие пакостники в его голове, видимо, не на шутку разошлись. Димка хлопнул себя по щеке. Ему показалось, что некто коснулся её мягкими, теплыми губами, а затем нежным голосом шепнул: «Давай, малыш! Сделай шаг! Это, как твои любимые прыжки в воду. И даже лучше, вот увидишь». На какую-то долю секунды, он почувствовал под ногами трамплин. Казалось, что старый верный табурет дрожит от нетерпения и пружинит. А вот он будто замер в ожидании и ждет толчка. Всё Димкино тело превратилось в струну. Он стоял на краю табурета, наклонив голову. Сердце билось в груди такими мощными толчками, что он удивился, почему до сих пор у него целые рёбра. Неожиданно стало очень тихо. В мире исчезли все звуки. Руки взметнулись над головой. Всё напряжение, вся мощь ушли в правую толчковую ногу. Левая приподнялась. Во всех этих действиях совершенно не принимал участия разум. Димка резко оттолкнулся и прыгнул. От падения табурета раздался страшный грохот. В ту же секунду в голове у Димки что-то разорвалось тысячами алых брызг. Он явственно увидел внутренний рельеф собственного черепа. Словно в кинотеатре в лунном просвете зажглисьогромные буквы. Мерцающая надпись была выполнена в готическом стиле и бежала кровавыми ручейками с призрачного экрана куда-то вниз. Возможно, прямо в изувеченную шнуром гортань и дальше, вдоль судорожно подергивающегося тела. «Game over» – мигнула надпись снова. После этого раздался мерзкий щелчок и свет погас. Теперь уже окончательно.