Счастливая жизнь для осиротевших носочков

Моя сестра регулярно выслушивала нравоучительные речи от мамы и тех немногих учителей, которые еще надеялись «наставить ее на путь истинный», поэтому я уверена, что она хорошо подумала над этим вопросом. За гранжевым обликом, громким голосом, творческими причудами и непростым нравом скрывалась умная и организованная девушка. Когда Скарлетт заставляла меня вслух повторять экономику, которую я изучала в Университете Брауна, то порой понимала материал лучше, чем я, и потом объясняла мне. Не помню, чтобы Скарлетт принимала решения бездумно. Я по сей день уверена, что благодаря уму и упорству она смогла бы освоить любую профессию, если бы очень захотела.

Однако после слов Эшли в мою голову закрались сомнения. Я видела, что последние три или даже четыре года Скарлетт вкалывала как проклятая, но уже восемнадцать месяцев не могла организовать свое первое выступление. «Синий Феникс» оказался никому не нужен, к тому же Скарлетт недавно поссорилась с ударником, и он ушел из группы. Слишком много препятствий, слишком много трудностей. И потом, что Скарлетт знала о музыкальной индустрии? Я боялась, что она потерпит неудачу.

Об этом я переживала гораздо больше, чем о том, что однажды Скарлетт станет звездой и бросит меня. Я не спала ночами, потому что страх не давал мне уснуть. Думаю, я всегда чувствовала ответственность за счастье Скарлетт – возможно потому, что знала: я занимаю слишком много места в мамином сердце, отчего там не остается места для моей сестры.

Мне нужен был план Б. Мне нужно было альтернативное решение, которое позволит Скарлетт жить в доме на берегу океана, даже если она не станет певицей. Я понимала: мне придется много работать, чтобы зарабатывать много денег. Чтобы защитить сестру.

Раньше я планировала стать переводчицей, как мама. Я прекрасно говорила на двух языках и владела письменным французским – благодаря романам, которые на протяжении многих лет поглощала десятками. Моя любовь к Франции, ее литературе, истории и обычаям превращала уроки французского языка в сплошное удовольствие. Но сколько годовых отчетов и эротических романов потребовалось бы перевести, чтобы построить дом, о котором мечтала Скарлетт? Я подумала о маме, которая работала допоздна даже по выходным и никогда не брала отпуск, подумала о нашем маленьком деревянном домике, где зимой приходилось экономить на отоплении, и поняла, что не разбогатею, если стану переводчицей. Нужно было придумать что-то другое. Я знала только одного по-настоящему богатого человека – отца Эшли. Поэтому я решила узнать, как он сколотил свое состояние.

Впервые я оказалась у Эшли дома, когда мы вместе готовили презентацию по истории американских национальных парков. Эшли предложила мне остаться у нее с ночевкой и пригласила на традиционный пятничный ужин со своей семьей. Несмотря на нашу огромную разницу в социальном положении, родители Эшли, должно быть, сочли меня подходящей подругой для своей дочери (а может, их подкупило мое французское гражданство), потому что потом они не раз приглашали меня в гости. Я была польщена и осознавала, какая это высокая честь, тем более что Дакота ни разу не переступала порог дома Торнтонов (Скарлетт недавно сказала, что это потому, что родители Эшли – расисты; признаться, я никогда не думала о таком объяснении). Скарлетт пригласили только однажды. Я так и не знаю, почему.

Эшли жила в престижном районе Квинстауна, в большом доме, построенном в колониальном стиле. Прихожая там была больше всей нашей гостиной. У Эшли в комнате стояли телевизор, двуспальная кровать, покрытая розовым лоскутным покрывалом, и подушки в цветочек, а на стенах висели плакаты с Мэрайей Кэри и «Баффи – истребительница вампиров». На тринадцатый день рождения Эшли получила от родителей в подарок мобильный телефон размером с кирпич. Такими их тогда делали. Толку от него было немного, Эшли могла разве что позвонить на стационарный телефон, потому что мобильные тогда мало у кого встречались.

У Эшли были сестра Келли и брат Оливер. Келли была на двенадцать лет нас старше и работала в крупной косметической компании в Бостоне. Оливер был на десять лет старше, он тогда только-только закончил Университет Брауна в Провиденсе и, как отец, устроился на работу в небоскреб на Уолл-стрит. Он все время работал и в Квинстаун возвращался редко.