Счастливая жизнь для осиротевших носочков

– Жареная курица или окунь? – спрашивает Жан, он же Томас. – Рекомендую окуня, он очень вкусный – свежайший, приготовленный в соляной корочке…

Бросаю взгляд на тарелки своих коллег, у всех рыба.

– Курицу, пожалуйста.

Жак уходит, и разговор за столом продолжается как ни в чем ни бывало. Мои коллеги ведут себя так, будто я не сделала ничего особенного, будто выбежать посреди собрания и вернуться через два часа с прической как после удара электрическим током – самая нормальная вещь в мире. Сдерживаю порыв обнять их всех. Меня лихорадит, у меня возникает смутное желание вырваться из рамок, в которые я себя загнала, – побегать, попрыгать, забыть о колючей проволоке, измениться, сделать что-то необычное… вот только что? На десерт нас угощают домашним кунь-аманом. Чувствую, как он тает на языке, и без малейшего раскаяния думаю: Анджела прикончила бы меня, если бы узнала, как я питаюсь после переезда во Францию.

– В этой штуке масла больше, чем в самом масле, – комментирует Реда, откусывая кусочек. – Бессмыслица какая-то.

Встаю из-за стола и поворачиваюсь к коллегам.

– Я за кофе. Кому-нибудь принести?

– Да, мне, – хором отвечают Виктуар, Реда и Крис.

– Я помогу, – предлагает Джереми, который не проронил ни слова с тех пор, как я вернулась с пляжа.

Мы направляемся к деревянному столу, где можно налить кофе или чай.

– Как ты? – спрашивает Джереми.

На этот раз у меня возникает ощущение, что это не праздный риторический вопрос, что я могу ответить «плохо», более того – что Джереми ожидает, что я отвечу «плохо», потому и спрашивает. Он пристально смотрит на меня пронзительным ясным взглядом, я не могу отделаться от странного ощущения, что он заглядывает мне в душу.

– Пойдет, – отвечаю я. – Просто речь Криса… задела меня за живое.

Джереми молча расставляет на столе пять картонных стаканчиков и тянется к кофейнику. Я тем временем беру пакетики с сахаром и пластмассовые ложки.

– Думаю, ты должна знать, что Крис… он…

Запнувшись, Джереми замолкает и принимается разливать кофе по стаканчикам, будто не решаясь заговорить. Чувствую себя заинтригованной.

– Он – что?

– В двадцать лет Крис потерял свою девушку. Она попала в аварию на скутере. Эта его речь про неожиданную разлуку была о ней. Они вместе придумали всю эту бредовую идею про осиротевшие носочки. Знаю, звучит абсурдно, но этот проект – его способ… справиться с потерей.

– Вот как… Хорошо. Но зачем ты мне это рассказываешь?

Джереми наливает кофе в последний стаканчик и поднимает взгляд на меня.

– Учитывая твою острую реакцию, я хотел, чтобы ты поняла, почему он сказал то, что сказал.

Учитывая мою острую реакцию… Держу взгляд Джереми на секунду дольше, чем нужно, отчего у него на лице отражается нечто похожее на неуверенность.

– Если тебе когда-нибудь захочется выговориться… – продолжает он.

– Спасибо, но со мной все в порядке.

Мне кажется, что Джереми хочет что-то добавить, но не решается. Он берет поднос со стаканчиками и уходит.

– Джереми? – вырывается у меня.

Он останавливается и удивленно оборачивается. Впиваюсь в него взглядом.

– Насчет того вечера на Дивали… Твое предложение еще в силе?

– Мое предложение?

Видимо, на вечеринке Джереми выпил куда больше, чем я думала, потому что он, кажется, даже не понимает, о чем речь. Сжимаю в руке пакетики с сахаром и, чувствуя себя глупо, малодушно иду на попятную:

– Ничего. Забей.

Дневник Алисы

Лондон, 31 марта 2012 года

Я живу с тобой уже три дня.

Я не смею ни кашлянуть, ни даже сходить в туалет. Уж очень боюсь, что ты выпадешь в унитаз. Снимая трусики, каждый раз смотрю на них через увеличительное стекло. Я живу в страхе обнаружить там следы крови. Пью литрами ананасовый сок, говорят, он помогает имплантации. Я каждый день сдаю кровь на анализы – просто чтобы убедиться, что с тобой все хорошо. В лаборатории меня считают сумасшедшей.

Долорес прагматично повторяет, что вероятность успеха экстракорпорального оплодотворения составляет двадцать пять процентов. «Не волнуйтесь, – говорит она, – в худшем случае у вас есть еще два жизнеспособных эмбриона». Их заморозили жидким азотом при температуре минус сто девяносто шесть градусов. Оливер говорит, чтобы я не суетилась и жила как прежде.

«Как прежде».

Они не понимают.

Ты здесь, и моя жизнь уже никогда не будет «как прежде». Весь мир изменился. Ты меньше миллиметра, но когда я кладу руки на живот, то чувствую твое присутствие – сильное и яркое. Мне кажется, будто я проглотила солнце.

Я дала тебе тайное прозвище и постоянно повторяю его, когда Оливера нет рядом. Это только наша с тобой тайна. Больше никто не должен ее узнать. Я сплю по десять часов в сутки, питаюсь здоровой пищей и постоянно улыбаюсь. Я даже отправила Долорес цветы. Я отвезу тебя в Грин-парк подышать свежим воздухом и заставлю послушать Бейонсе. Я говорю тебе расти большой и сильной. В прошлое воскресенье я была на рынке в Камден-тауне и купила крошечные носочки, чтобы у тебя не мерзли ножки. Ты ведь должна родиться в декабре…

* * *