Счастливая жизнь для осиротевших носочков

Просыпаюсь, полностью закутанная в одеяло. Выключенный планшет лежит на тумбочке. Джереми спит рядом. Он лежит ко мне спиной, все еще полностью одетый. Задумчиво созерцаю прозрачные капли росы на крыше палатки и дрожащие на ветру листья дуба. Вторая ночь без бессонницы и снотворного. Чувствую подозрительное умиротворение. Джереми дышит ровно и спокойно. Вытаскиваю из-под себя одеяло и укрываю на нас обоих. Меня охватывает нерешительность. Однако… Я прекрасно спала две ночи подряд и понятия не имею, который сейчас час. Я уже сделала невозможное, так чего мне бояться? Сделав глубокий вдох, снимаю трусики и лифчик и осторожно прижимаюсь к Джереми. Просовываю руку под его футболку, поглаживая теплую кожу. Он не двигается. Тогда я медленно опускаю руку к его животу, касаюсь пояса джинсов. Джереми вздрагивает.

– Если думаешь, что я прощу тебе похищенное одеяло, то заблуждаешься, – сонно бормочет он.

Ничего не ответив, продолжаю. Джереми поворачивается ко мне и замечает, что на мне ничего нет. Его глаза подергиваются дымкой желания. Но он не двигается, просто смотрит на меня. Наши лица в каких-то сантиметрах друг от друга, и я впервые замечаю, что у Джереми вокруг зрачков тонкие светло-серые кольца, которые потом растворяются с прозрачной голубизне, напоминающей горное озеро. Глупо, но это маленькое открытие вызывает у меня желание улыбнуться, словно Джереми только что доверил мне сокровенную тайну. Я стягиваю с него футболку, потом расстегиваю его джинсы. Он не сопротивляется. Он не прикасается ко мне и не сводит с меня глаз, возможно, пытаясь углядеть первые предвестники панической атаки. Тишина нарушается только пением птиц, шелестом леса и учащенным дыханием Джереми. Он осторожно касается моего бедра. Вздрагиваю. Он хочет отстраниться, но я удерживаю его руку и прижимаю к своей коже.

– У нас есть время, – тихо говорит Джереми. – Нам необязательно торопиться.

Не отвечаю. Закрываю глаза и целую его, заглушая тревожный звоночек в голове, предупреждающий об опасности и требующий, чтобы я вернула на место колючую проволоку. Я говорю себе: «Это всего на один раз». Я хочу быть нормальной девушкой, с которой никогда ничего не происходит. Девушкой, у которой эта ночь станет самым ярким воспоминанием года. Джереми отвечает на поцелуй и притягивает меня к себе, не с вчерашней жадностью, а осторожно, словно хрупкую фарфоровую куклу. Меня охватывает жар. Снаружи начинается дождь, и палатку наполняет стук капель. Тревожный звоночек у меня в голове постепенно затихает, а потом умолкает и вовсе.

Дневник Алисы

Лондон, 5 мая 2012 года

Ночью у меня начались судороги. Было так больно, что я проснулась, а утром обнаружила на трусиках два коричневых пятна. Одно меньше, другое больше. То, что больше, формой напоминало Турцию.

Я плакала только по дороге в клинику. Оливер велел мне успокоиться, мол, Долорес предупреждала о том, что может начаться кровотечение. Может, ничего страшного не произошло.

Ей пришлось трижды повторить ему, что твое крошечное сердечко больше не бьется. Я ничего не ответила. В глубине души я уже это знала.

Вчера я впервые услышала стук твоего сердце. Теперь я знаю: так ты прощалась. Ты ушла из жизни в полнейшем молчании. Никто, кроме меня, никогда тебя не узнает. Я ненавижу свое тело, которое не смогло тебя сохранить.

Оливер прагматично спросил, когда мы можем попробовать еще раз.

А я… я молчала. Я не могла подобрать слов, чтобы описать горе, которое испытываю. Пусть и пыталась.

Мне бесчисленное количество раз говорили, что каждая четвертая беременность заканчивается выкидышем. Интересно, чувствует ли каждая четвертая женщина то, что сейчас чувствую я: будто от моего сердца откололся осколок (на нем выгравировано твое имя, которое никто никогда не узнает), и что частичке меня, лишенной своего солнца, всегда будет холодно.

* * *

Открываю свои глаза. Сегодня мы уезжаем. Три последние ночи я провела с Джереми.

Я осознаю масштабы своей ошибки, когда чувствую сожаление из-за того, что этот дурацкий семинар закончился. Следовало остановиться на одной ночи, но в объятиях Джереми я спала как младенец – то ли из-за прилива эндорфинов, вызванных сексом, то ли из-за одного его присутствия. Теперь я возвращаюсь в реальность. То, что произошло в Плудереке, должно остаться в Плудереке. У меня появились прекрасные воспоминания – почти как сувенир, который можно засунуть между праздничным фотоальбомом и пластиковой Эйфелевой башней.

Встаю и тихонько одеваюсь, стараясь не разбудить Джереми. Потом на цыпочках трусливо иду к выходу из палатки.

– Что ты там крадешься, как воришка? Уверена, что не хочешь поговорить?

Вздрагиваю. Вот невезение! Джереми лежит, приподнявшись на локте, и с непроницаемым видом наблюдает за моей попыткой побега. Мне ничего не остается, кроме как остановиться. Мы молча смотрим друг на друга. Мне кажется, что пытливые голубые глаза Джереми видят меня насквозь.

– Тебе решать, – говорит он. – Скажи, что нам делать?