Счастливая жизнь для осиротевших носочков

Все столы заняты, и шум разговоров гулким эхом отражается от каменных сводов. Судя по всему, остальные посетители тоже приехали сюда на бизнес-тренинги. Похоже, концепция эко-лоджа с погружением в атмосферу эпохи Средневековья пользуется популярностью. В каменном камине горит огонь. За нашим столом никого нет. Сегодня на ужин раклет. Я никогда раньше не пробовала раклет. На столе разложены блюда с сыром и мясным ассорти. Раклетница, стоящая между тарелками и бутылками вина, уже нагревается. [3]

Глядя на танцующее пламя, постукиваю по тарелке. Через некоторое время приходят мои коллеги.

Бокалы наполняются. Даже Реда позволяет себе немного вина.

– Может, все-таки будешь? – спрашивает у меня Крис.

С улыбкой качаю головой и накладываю себе еще ветчины.

– Я и не знал, что в Средние века был раклет, – шепчет Реда на ухо Виктуар.

– Был. Раклет – это традиционное бретонское блюдо, его все знают, – со смехом отвечает та.

– Я никогда раньше его не пробовала, – говорю я.

– Ты говоришь по-французски так хорошо, что порой я забываю, что ты американка, – замечает Крис. – Ну и как тебе? Нравится?

Киваю с набитым ртом. Пока на раклетнице шипит сыр, трубадуры разыгрывают перед нами настоящее представление. Гиневра, одетая в костюм странствующего менестреля, играет на лютне. Жан аккомпанирует ей на бубне. Потом сказитель декламирует легенду о Мерлине и сказочном лесе Броселианд, а жонглер сомнительного мастерства роняет каждый третий шар на стоящие вокруг столы. В зале стоит шум, и мне становится трудно следить за разговором Криса и Джереми. Слишком жарко, и я снимаю свитер. Слышу, как Реда говорит Виктуар:

– Я подумываю о том, чтобы сделать тату.

– Да? И какую же?

– Альбатроса, нарисованного автором комиксов, которого я обожаю. Но я боюсь, что потом пожалею. Ты не жалеешь о своих тату?

Виктуар смотрит на свои запястья, покрытые непонятными символами.

– Никогда об этом не думала.

Реда поворачивается ко мне:

– А тебе как кажется, Алиса?

– Не знаю… – опешила я. – В худшем случае всегда можно удалить татуировку лазером. Если она не цветная, то следов практически не останется.

– Думаю, альбатрос – это круто, – продолжает Виктуар. – Уверена, тебе пойдет.

Реда краснеет от комплимента и кладет себе на тарелку сыр. Трубадуры проходят между столами, играя на лютне, и все вокруг хлопают в ладоши. Нас пытаются втянуть в фарандолу, прованский хороводный народный танец.

– Нет! Ни за что! – восклицает Виктуар, отталкивая руку менестреля. – Что они еще для нас приготовили? Адриано Челентано? Патрика Себастьена?

Я позволяю увлечь себя в танец, одной рукой держась за Реда, другой – за Джереми. Мы кружимся по залу, а те, кто остается сидеть, хлопают в ладоши (за исключением Виктуар, которая, вероятно, продолжает искать сеть). Некоторые хором поют неизвестную мне песню. Когда через несколько минут мы возвращаемся на место, Джереми задерживает мою руку в своей и заглядывает мне в глаза.

– Отвечая на твой недавний вопрос… Я в девятой палатке, поэтому если твое предложение еще в силе…

Теплое дыхание касается моего уха. Чувствую, как по коже расползается покалывание. У меня немного кружится голова, словно я пьяна.

Улыбаюсь.

– Поправочка: вообще-то это твое предложение.

Он улыбается в ответ.

– Как скажешь…

Дневник Алисы

Лондон, 4 мая 2012 года

Ты со мной пять недель, солнце.

Я сплю по тринадцать часов в сутки.

Сегодня я впервые услышала, как бьется твое сердце, хрупкое, как у воробушка. В жизни не слышала звука приятнее. Биение неощутимое, но быстрое и ровное. Я так сильно сжала руку твоего папы, что чуть ее не сломала.

Я впервые видела, чтобы Оливер плакал от нахлынувших эмоций.

* * *

Слышу, как капли дождя стучат по крыше палатки. Вдали до сих пор звучит приглушенная музыка, которую поглощает лесная тишина. Я по-прежнему не знаю, сколько сейчас времени. Если верить внутреннему ощущению, то я ушла с ужина чуть больше часа назад. Можно было подзарядить телефон в замке, но я не захотела. Отсутствие часов дает мне хрупкое ощущение свободы.

Я не знаю, как быть. В теории все просто: мне следует пойти в палатку Джереми, потому что я объективно этого хочу. Однако на практике все куда сложнее и, главное, опаснее. Но при мысли об опасности у меня мурашки по коже, опасность манит меня, как мотылька на огонь. Слишком долго я вела себя сдержанно и разумно, теперь мне хочется почувствовать себя живой. Впервые за последние годы.

Встаю, надеваю черный шерстяной свитер и выхожу из палатки. Спускаюсь по лестнице, зажав ручку лампы в зубах, и направляюсь к девятой палатке. На улице – кромешная темнота. С листьев на меня стекают капли дождя. Подхожу ко входу в палатку. Внутри горит свет, и сквозь прозрачную ткань видно Джереми, он лежит на кровати и стучит пальцами по экрану айпада. У меня возникает неприятное ощущение, что я шпионю за ним. Прочищаю горло и зову:

– Джереми?

Он мгновенно подскакивает, направляется ко входу и с тихим «вжик» расстегивает молнию. Несколько секунд мы стоим, нерешительно глядя друг на друга.

– Проходи, – говорит он.