Счастливая звезда графини Анны

– А что потом? Вы погубите меня и вернетесь к вашей невесте, которая подходит вам во всех отношениях… Совсем как лорд Хантингтон! А может быть, вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей и поселилась в тех меблированных комнатах в Кенсингтоне? Вы сможете наведываться ко мне всякий раз, как у вас появится желание… Навещать меня время от времени, когда захочется?

– Нет. Все не так. – Он замолчал. Бель показалось, что он хочет сказать больше, но не может. – Я хочу защитить вас, поселить вас в безопасном месте…

Его слова камнем легли на дно ее души. Он уже давно защищает ее, заботится о ее безопасности. Так было не один раз. После несчастного случая, когда ее сбила карета, после пожара, после того, как Хантингтон занес над ней свой огромный кулак. Он защищал и Люси, и тетю Алисию. Он нанял Макфаддена охранять их дом и привез Стэнли с пепелища в Уайтчепеле. Он спас их от полной нищеты, дал им крышу над головой, оградил от голода и скитаний.

И сегодня он сделал то же самое! Он дрался за нее и пострадал; получил многочисленные травмы. Тем не менее он ясно дал понять, что они не пара. Они не могут быть вместе – и не потому, что он не хочет, а в силу родового долга.

Гнев вдруг оставил ее; зато навалилась усталость.

– По-моему, мы никогда не поймем, милорд, что происходит между нами. Однако нам обоим требуется призвать на помощь здравый смысл, чтобы об этом забыть.

Услышав ее слова, он сел в обитое кожей кресло у окна и положил голову на спинку.

Аннабель видела, как он измучен после всех событий, к тому же потерял много крови. Она вспомнила, что булыжники на мостовой окрасились в красный цвет… Она тихо села напротив, в кресло винно-красного цвета, так, чтобы лучше видеть его.

– Аннабель, я прикажу, чтобы нам принесли поесть.

Дождавшись, пока она кивнет, Литтон снова вызвал слугу.

На улице начался дождь. Бель слышала, как капли стучат в стекло. Но ее мир сосредоточился здесь. Ощущение неприкаянности усиливалось непривычной обстановкой и обилием маленьких изобретений вокруг нее. Дождавшись, когда слуга выйдет, граф снова заговорил:

– Вы лечили мою сестру, загородили ее собой, когда Теннант-Смайт собрался нанести удар. Не знаю ни одной другой женщины, которая поступила бы так же, как вы.

– Милорд, я жила в Уайтчепеле. Там приходится быть жесткой.

– Почему, когда я дрался, вы обратились ко мне по имени?

– Я испугалась, что он вас зарежет!

– Едва ли. – Он улыбнулся. – Шей и Орельян неплохо обучили меня обороняться.

– Однако у вас на плече большой старый шрам?

– Он появился по ошибке. Видите ли, я доверял человеку, который меня ранил.

– Кому? – с ужасом спросила Бель.

– Моему отцу. Несмотря на то что я вернул Балмэн, выиграв его в карты, он не испытал ко мне никакой благодарности. Через несколько часов после того он застрелился. Я никогда еще никому не рассказывал таких подробностей.

– Отец вас ненавидел?

– Он ненавидел себя. По крайней мере, я стараюсь быть порядочным человеком… Комнаты в Кенсингтоне – единственное, что мне удалось придумать для вас за такой короткий срок; кроме того, на следующий день после вашего переезда я приказал слугам вывезти оттуда все, что могло вас обидеть.

– Статуэтки и картины… А я гадала, куда они подевались.

– Я подыскиваю для вас более подходящее жилье, но…

– Что но?

– Вы неохотно принимаете помощь, и мне показалось, что такой дар может быть принят вами за благотворительность и потому отвергнут. Итак, мы с вами зашли в тупик, запутавшись в обстоятельствах… и, возможно, во лжи.

– Вашей лжи?

– Нашей, Аннабель. Неужели вы не чувствуете, что нас влечет друг к другу?

Она замерла. Неужели он тоже чувствует эту связь, неужели тоже сдерживается из последних сил?

– Что же это?

– Желание, – прошептал он. – Вожделение. Страсть. Я мог бы сказать еще сотню слов, но все они, вместе взятые, ничего не объясняют.

– И тем не менее между нами… что-то есть.

Он не ответил, и она почувствовала, как к горлу подступил ком, глаза наполнились слезами.

Никто из них не шевелился после хрупкости подобного признания, слишком нового и слишком удивительного.

Соверши она хотя бы крошечный промах, и хрупкая надежда разобьется вдребезги. Да, он прав. Но пока все слишком шатко. Нельзя забывать и о леди Кэтрин Дроморн, и о том, что у нее самой семьи нет. Сейчас еще слишком рано для откровенности. Поэтому она тоже молчала.

Им принесли еду на подносе: сыр, инжир, свежий хлеб, а также пирог и пышки. Литтон спросил чаю, и его вскоре принесли: от чайника поднимался приятный аромат.

Горничная нагнулась, собираясь разлить чай, но граф ее остановил:

– Мы все сделаем сами. Спасибо.

После того как горничная ушла, Бель взяла чайник, радуясь возможности что-то сделать. Граф предпочел чай с молоком и двумя ложками сахару. Она осторожно передала ему чашку, стараясь не коснуться его, а потом налила и себе.