Счастливчик

– Да пошел ты, не подкалывай!

А он мне:

– Проверяй! Вскрывай!

– Открыли? – испуганно спросила жена.

– Ты что! Это же какой сволочью надо быть, чтобы чужим горем прикрываться и в гробах что-то перевозить. Послал я его в шутку подальше и пригласил заехать к нам в гости. Когда опять служба занесет, обещал быть. Куда-то он проездом в Азию, в бывшую республику свой груз повез. Вот так себя «новые русские» в этой жизни находят.

В это же время Шурка... Нет, все-таки Александр Георгиевич, сходя по трапу самолета в приграничном с Афганистаном государстве, бывшим когда то советской республикой, краем глаза, сквозь дымчатые очки, внимательно проследил, как забирала цинк специальная команда, настороженная, безмолвная, молниеносно действующая.

Убедился, что все сделано правильно, усмехнулся каким-то своим мыслям и неторопливо направился к зданию аэропорта, приветливо принимающего пассажиров в свою внутреннюю чистоту и ухоженность.

Глава 5. СЕСТРА

Елена Федоровна потеряла зрение лет восемь тому назад в результате аварии на химическом заводе. Долгое лечение не только не дало пользы, но и подорвало и без того слабое сердце. Малейшее переживание могло свести ее в могилу моментально, а вот приятные маленькие волнения врачи даже рекомендовали. Положительные эмоции в жизни нужны и полезны любому человеку.

Поэтому перед входной дверью в квартиру Ирина вытерла слезы, постаралась успокоиться и, загремев ключами, вошла в прихожую. Почти не фальшивя, с радостными интонациями крикнула в комнату:

– Мама, это я!

– А, доченька! Поздновато что-то ты сегодня. Все в порядке?

– Да. От Севушки письмо пришло. Держи. Сейчас прочитаю.

Глядя в пустоту незрячими глазами, Елена Федоровна приняла в протянутые, дрожащие руки конверт. У слепых людей взамен утерянного зрения обостряются все остальные чувства, и, пока Ира умывалась, приводила себя в порядок, мама ощупывала, гладила чуткими ладонями плотный прямоугольник, вдыхала исходящий от конверта еле уловимый запах гуталина, табака (внутренне сожалея: «Вот ведь, сынок, а обещал, что курить не будет!»), солдатской кирзы, грубого шинельного сукна и еще чего-то, от чего в сознании возникало слово «армия».

Севушка – Всеволод – младший сын Елены Федоровны, призванный год назад осенью в армию. Ира, читая письма, говорила, что приходят они из Германии, из местечка, название которого трудно запоминалось. То ли Нейстрелиц, то ли Нейштрелиц. В письмах подчеркивалось и настаивалось на этом месте службы, и Елена Федоровна верила, что все так и есть. Письма приходили, как и обещал, всегда пунктуальный и точный Сева, один раз в месяц. Это тоже было связано с опасением за жизнь матери. Нельзя было ее волновать. Она чуть не умерла, едва спасли в кардиоцентре, когда полгода назад письма не было почти два месяца.

Ира вошла в комнату, взяла у матери конверт, распечатала и начала читать. Текст был рядовой, обычный. Что в основном интересует и может порадовать мать? Жив ли, здоров? Как кормят? Не обижают ли? И письма пытались радовать, рассказывать о том, что была хорошая солдатская банька, шло подробное описание солдатского харча, с длинным перечислением продуктов, которые в ту пору встречались не во всех магазинах – Германия все же! – о том, что ребята хорошие, дружные, командиры внимательные и заботливые...

Смеркалось, в комнате стало темней, и Ирина включила яркий верхний свет.

Чтение писем стало традицией, почти обрядом в этой маленькой семье. Елена Федоровна слушала внимательно, старалась запомнить текст письма, радовалась за сына. Некоторые места прочитывались дважды. Привычно, в присущем одному только Севе стиле, шло описание солдатской жизни.

Продолжили чтение, и Ирина радостно вскрикнула:

– Ма! Севе присвоили звание сержанта!

В другом месте письма расхваливалась посылка, которую месяц назад мать отправила Севе. Но «присылать больше не надо, ничего не надо, потому что у нас здесь все есть...»

– Ну вот, видишь, – радовалась Елена Федоровна, – а Кузнецова говорила, что ее сыну в Германию посылки не доходят! Вот заглянет, я ее порадую. Ты не знаешь, Ирочка, она не заболела? То часто заходила, а то вот уже почти полгода нет.

– Я уж говорила, мам, – отвела глаза Ирина, – она к дочери на Север уехала пожить, пока Генка в армии.

Письмо оканчивалось обычными поцелуями, пожеланиями здоровья, приветами друзьям и знакомым.

Пока читали, за окном совсем стемнело. Осенний ветер постукивал сучьями старых тополей за окном. Поужинали. Ирина прибрала, помогла матери умыться, уложила ее в постель:

– Мам, ты спи, я ненадолго.

Что ж, дочь взрослая, нужно устраивать личную жизнь.

Ира вышла из дому, дошла до неподалеку от них расположенной воинской части и стала ждать. Через проходную проскочил рядовой, подбежал к девушке:

– Привет!

– Привет! Принес?