Счастливчик

Стальная, непробиваемая государственная воля, которую называют «почетная обязанность», подкрепленная понятием «интернациональный долг», как песчинку, подхватила Андрея. Не обращая внимания на его желания и страхи, ураганом проволокла через воинский эшелон, курс молодого бойца, спецподготовку и шмякнула в море таких же песчинок на юге неведомого Афганистана настолько быстро, что, казалось, еще вчера звучала песня сидящих с мешками на перроне короткостриженых парней:

Нас провожали, как обычно, на перроне
И на прощанье обещали: «Будем ждать!»
О назначеньи мы узнали лишь в вагоне,
Еще не зная, что придется испытать...

– Буду ждать, буду, буду! – заверяла ревущая Ленка, уткнувшись шмыгающим носом куда-то в шею Андрея.

Плакала мама, а отец просил не посрамить чести военного и часто отворачивался, смахивая с глаз невидимые никому слезы.

Ленка...

Накануне, из-за пьяного дыма проводов, неотвязных родственников им толком и поговорить-то не удалось. Никак было не избавиться от перебравшего дяди Коли, который насильно усаживал за плечи рвущегося к Ленке Андрея и в который уже раз пьяно кричал:

– Племяш! Главное – не ходи туда, куда тебя старшина посылает!

Не спеши выполнять приказ: вдруг его отменят! – и сам же гоготал над своими шутками.

Андрей верил, что Ленка дождется, еще и потому, что он у нее был первым мужчиной.

Из-за сальностей по этому поводу он даже поругался на проводах со своим дружком Генкой.

Только мысли о Ленке, воспоминания о ней и надежда на будущее примиряли с тяжестью службы, отгоняли страхи, позволяли забыться.

Душу отводил Андрей в разговорах с «земелей». Земляки, да еще и из одного города! Это вам не два лаптя по карте! Да еще и в такой далекой враждебной стране. Так что такой «земеля» – это уже почти родственник. Что от родственника скрывать?

Серега рассказывал и о себе, не стесняясь открыть душу Андрею. А Андрей поделился своим. Вспоминал, как горячими ночами Ленка говорила слова любви, что только для него одного купила настольную лампу с зеленым абажуром и только для него включала ее, выставив на подоконник своей кухни. Зеленый свет из окна первого этажа далеко виден, но не это главное. Означало это, что мать Ленки вновь уехала в Москву в командировку и что Андрея с нетерпением ждет его мечта, его любовь, его божество.

– И хитрая же девчонка! – хмыкал Сергей. – Поди, догадайся, к чему свет-то зеленый! Надо запомнить!

– Эх, Серега! Умная, красивая, нет другой такой девушки для меня. Отвернется если – жить не захочу! – горячо вздыхал Андрей.

– Боюсь я, Серега. Дружок мой, Генка, знаешь, сколько девчонок переменил? Жуть. Он мне вот что говорил...

Серега вскидывал брови, и Андрей делился своей тревогой:

– Где-то вычитал Генка, что... как там, – Андрей морщился, вспоминая Генкины слова, – а, вот... что девушка, дающая до свадьбы задаток, потом раздает всем свой товар даром, – Андрей в отчаянии махал рукой, – а он, зараза, знает. Опытный. Говорит: «Распечатал девочку, так и знай – уже не остановится!». И подкалывает: «Сам ты сладенькое узнал? Что? Плохо? Больше не будешь? То-то! А ее на два года бросаешь одну. Она же живая, значит, очень скоро захочет». Мы с ним чуть не подрались. А теперь сам думаю и боюсь, а вдруг и правда?!

– Да ладно, чего ты начинаешь! – неуверенно успокаивал Серега.

– Разные девчонки бывают. Дождется! – и, подпалив, сделав две-три затяжки, передавал папиросу с анашой: – На, дерни. Успокаивает.

Тревога Андрея была вызвана еще и тем, что после первого полугода службы письма от Ленки стали приходить реже и реже. Родители писали об общих вопросах, о гражданской жизни. О Ленке – ни слова. Как-то раз мама в ответ на одно из сумасшедших писем Андрея сухо и скупо написала, что Лена очень занята учебой.

Чувствовалась неохотность этой приписки, и Андрей запсиховал. Огорчался, злился, ревновал и подозревал самое для себя худшее. В рейдах пер на рожон, старался быть впереди, ничего не боялся, кидался в самую гущу событий в надежде получить отпуск, попасть домой, узнать, что же происходит с Ленкой. И только через год узнал.

Случилось. Но не только то худшее, чего боялся Андрей и о чем каркал Генка, а еще страшнее.

Андрей получил письмо от Генки. Верный друг сообщил, что не писал оттого, что боялся : Андрей не поверит. Тем более что год назад из-за Ленки же и поругались. Но молчать больше не может.

Один из старшекурсников мединститута не только соблазнил Ленку, но и приобщил ее к наркотикам – посадил на иглу. Привыкание оказалось настолько быстрым, а зависимость настолько сильной, что через полгода Ленка дошла до состояния, при котором за очередную дозу ложилась под любого. А верный знак ее и Андреевой любви – лампа под зеленым абажуром – светит теперь любому, посвященному в Ленкину зависимость.

С болью в сердце, отказываясь верить, Андрей прочитал письмо, но сообщение о лампе убедило его бесповоротно в происшедшем.