Счастливчик

Он оживился только при виде небольшой вывески молочного бара. Вошел внутрь и заказал кружку простокваши. Он быстро проглотил содержимое фаянсовой кружки и попросил вторую порцию. Сидящая в кассе, как в стеклянной клетке, женщина смотрела на него с иронической улыбкой.

Стефан вышел, уже иначе глядя на мир. Сигарета обрела свой старый добрый вкус. Он купил газету, но сложил ее, не читая. Свернул на улицу, ведущую к городскому парку.

Валицкий издали увидел высокий силуэт обелиска. Подойдя ближе, он с удивлением заметил, что Катажина уже сидит на скамейке и спокойно курит сигарету. Его смутил ее хмурый взгляд, но он смело пошел в ее сторону, даже ускорив шаги.

— Ничего у меня в последнее время не получается, — сказал он вместо приветствия и поцеловал ей руку. — Извините меня.

Она пожала плечами, внимательно рассматривая его лицо, на котором были слишком хорошо видны следы прошедшей ночи. Валицкий начал искать сигареты, чтобы как-то скрыть смущение, обычно ему не свойственное.

— Я голодна, — сказала она наконец. — Здесь недалеко есть небольшое летнее кафе. Пойдемте туда.

— У меня совершенно нет аппетита, — он слабо улыбнулся, — но, следуя вашему примеру, может быть, я заставлю себя что-нибудь съесть.

Они медленно пошли в сторону кафе. Лето было уже в разгаре, травы поблекли, цветы давно потеряли свою весеннюю яркость красок и свежесть, у деревьев с южной стороны пожелтели листья. Солнце грело все сильнее. Тишину нарушал только далекий, уменьшенный стеной деревьев, шум грузового автомобиля, едущего по прилегающей к парку улице.

Стефан чувствовал, что она хочет с ним поделиться своими мыслями, что стремится довериться ему, чужому человеку, чтобы любой ценой прервать наполнившее все вокруг, явно превышающее ее силы молчание.

Кафе было причудливым строением, видимо незаконченным, которое какой-то человек с воображением сумел использовать; перекрытие приспособили под террасу, окруженную низкой балюстрадой из стальных прутьев, пристроив к ней легкую деревянную лестницу. Под зонтами стояло несколько столиков со стеклянными столешницами и плетеные кресла. С террасы был виден пруд, заросший зеленой ряской, — это создавало видимость прохлады, которая как бы веяла с той стороны. Дальше простиралась большая плоская поляна, дающая отдых глазам.

— Я читала последний сборник ваших репортажей, — сказала она, когда официантка подала им завтрак: пшеничные булки с маслом и ветчиной и кофе со сливками.

— О боже, — попробовал он отшутиться, — как вы нашли эту книгу, ведь я за нее не получил никакой премии и ее не рекламировало телевидение.

— Перестаньте…

«Не отсюда ли берется ее доверие? — начал он связывать все довольно далекие друг от друга факты. — Можно написать прекрасную книгу о человеческих судьбах и быть законченным негодяем. А моя книга даже не такая… Может быть, она просто правдива и написана с уважением к тем людям… Все-таки, видимо, она ее и склонила в мою пользу».

— И эта книга заставила вас проникнуться доверием ко мне? — рискнул он задать вопрос, хотя и боялся, что Катажина ответит отрицательно.

— Может быть, но не только она. Чем-то вы расположили меня в свою пользу, чем-то, что я не могу точно определить. Может, каким-то внутренним сходством с любимым человеком… когда он сбрасывает с себя официальную броню…

— Спасибо, — ответил он серьезно. — Постараюсь это понять… Я не подведу, — добавил Валицкий с некоторым смущением, которого он не испытывал уже много лет, — хотя мне и не придется играть здесь какую-нибудь роль.