Счастливчик

— Сейчас, вот здесь написано: «Командир корабля не учел того, что можно было прервать рейс и укрыться в ближайшем порту». Вы этот фрагмент имеете в виду?

— Да, да, спасибо. Это еще хуже. Там написано, что командир корабля не принял во внимание возможности изменить курс. Отсюда следует, что мне это даже в голову не пришло…

— Пожалуй, так.

— Но было-то как раз наоборот! Я думал о заходе в порт, но потом от этого отказался. Я говорю искренне, — ведь такая формулировка, как в протоколе, для меня более выгодна?

— Без сомнения… Но почему же вы отказались?

— Просто потому, что я прекрасно знал возможности моего корабля, искусство моей команды и был уверен, что даже при такой волне я спокойно доведу их до базы.

— Но мы знаем, что случилось иначе.

— Это уже другая сторона медали, гражданин командор.

— Вы так считаете? Ну хорошо, дойдем и до нее. А теперь вопрос, связанный с предыдущим. Разве оперативный дежурный не приказывал, не советовал вам изменить курс?

— Если можно, я хотел бы разделить две вещи — приказ и совет.

— Согласен с вами. Так как же было?

— Приказы дежурного для командира корабля обязательны, особенно если речь идет о выходе или входе в порт или об изменениях курса. Такого приказа я не получал. Совет? Да. Впрочем, можно взять пленку, там все должно быть записано. Мы думали над этим вместе. Тогда дежурный сказал так, как обычно говорит офицер офицеру: «Слушай, а может, все же зайдешь в какой-нибудь порт?» Я ответил, что не вижу в этом смысла, все в порядке. Тогда дежурный мне просто посоветовал изменить курс.

— А вы поступили по-своему?

— Так точно, гражданин командор.

— Понятно… В протоколе есть еще одна формулировка: «Нельзя исключить и того, что одной из причин аварии могла быть чрезмерная скорость корабля в то время, когда его атаковал шторм». Что вы на это скажете?

— Теоретически может быть и так. Но практически корабль на море немного похож на автомобиль на шоссе: многое зависит от водителя. Может быть, это немножко нескромный, ну, скажем, нетипичный аргумент, но я вел и чувствовал мой корабль — он на волне держался безукоризненно. Если мы прошли, предположим, при шестибалльном шторме сто миль с одной и той же скоростью, тем же самым курсом, при одном и том же направлении ветра и ничего не случилось, то почему в тех же самых условиях, без резких поворотов, должно было что-то случиться на сто первой миле?

— Вот это как раз и есть теория, капитан!

— То же самое есть и в протоколе комиссии! Впрочем, командир сам решает, с какой скоростью должен идти корабль.

— И сам отвечает за последствия.

— Это правда, но я не считаю, что в нашем случае скорость была причиной того, что с нами потом случилось. Да к тому же я много раз, в зависимости от состояния моря, уменьшал скорость корабля. Все это отмечено в записях.

— Так… Вот еще один фрагмент протокола: «Зато непосредственной причиной опасного по своим последствиям удара волны по кораблю был неожиданный маневр рулем и неправильное положение корабля по отношению к направлению ветра и волны». Что мы на это скажем?

— Теоретически правильно… Да и практически тоже.

— Ну, мне кажется, что члены комиссии все же в таких вещах немного разбираются.

— Гражданин командор, вы меня неправильно поняли, я не сомневаюсь в профессиональной подготовленности комиссии, я только стараюсь приводить свои аргументы, конечно в меру моих знаний и скромного опыта.

— Но ведь мы с вами, капитан Соляк, так и условились делать. Как давно вы командуете кораблем?

— «Морусом»?

— «Морусом» и вообще.

— «Морусом» я командую пятый год, а до этого два года был командиром торпедного катера.

— Летит время, правда?

— Оглянуться не успеваешь.

— Да. Ну а теперь давайте еще вернемся к этой, как вы сами сказали, другой стороне медали. — Прокурор встал, закурил сигарету и снова начал медленно ходить по комнате. — Скажите мне, капитан Соляк, откуда на вас свалилась такая лавина воды, да еще с такой ужасной силой?

— Я могу только догадываться, гражданин командор, хотя уже несколько ночей не спал и думал об этом.

Прокурор смотрел в окно. На улице потемнело, по оконным стеклам стучали капли дождя, смешанные с градом.

— Ну и к чему вы пришли?

— Мне кажется, что тут была случайность. Или иначе: нам чертовски, простите за выражение, не повезло. Шторм был сильный, это факт. Но ведь мы к нему приспособились, и корабль справлялся, и команда — мы должны были продержаться! А тут неожиданно, без резкого маневра, при нормальной скорости, на нас хлынула такая масса воды, так нас смяла, что еще момент — и нам бы пришел конец. Но корабль схватил винтом воду, и мы как-то выкрутились. Монсара, гражданин командор, прав: море жестоко, коварно и зло…

— Это все литература, капитан! Монсара, Конрад! Прокуратуре нужны факты. Так что же там случилось? Катаклизм, море расступилось? — Прокурор резко повернулся и погасил окурок в пепельнице.

— Я думаю, гражданин командор, и это вполне серьезно, что нас ударил верх огромной, случайно туда попавшей волны, масса и сила которой могли не только повредить корабль, но и раздавить и утопить нас.

— «Девятый вал»?