Счастливчик

Главный инженер выкрикивал фамилии, похоже, он понимал, что его голос не дойдет до всех сразу, что невозможно воздействовать на всю толпу так, чтобы люди хотя бы на мгновение задумались и сделали первое сознательное движение, которое вырвало бы их из состояния безумного страха.

— Внимание! Собирайте своих по цехам! Остановитесь! Нам еще ничего не угрожает!

Несмотря на поднимающийся в нем гнев, директор смотрел на Моленду с восхищением, — ведь этот человек делал именно то, что было необходимо в создавшейся ситуации.

— Если вы не остановитесь, то погибнут люди! — Голос главного инженера тонул в толпе, терялся между стенами зданий. Но все же его слова проникали сквозь гам и топот бегущих ног.

— Стойте! — кричал Моленда. — Сейчас же возвращайтесь по своим цехам!

Напор как будто уменьшился. Толпа раскачивалась уже не так сильно, сзади начали отпадать первые пришедшие в себя люди. Разряжалась нервная обстановка, утихали крики; Жардецкий собирал своих — это было видно. Произошло чудо: стал налаживаться порядок. Но теперь это были уже другие люди. Они возбужденно жестикулировали, оглядывались назад, где в небо вздымался высокий огненный столб. Если до них в этот момент и в самом деле что-то доходило, то только одно — им всем сразу через ворота не выйти. Люди начали постепенно отходить назад. Но не все. Двое лежали на земле.

Директор все это время неподвижно стоял на одном и том же месте — возле лестницы, ведущей к зданию дирекции. Он испытывал такой же страх, как и другие, а ведь директор знал лучше, чем они, что отсюда нужно бежать как можно скорее, потому что от первого нефтехранилища могут загореться другие и, если это произойдет, волна тысячеградусной жары расплавит на своем пути все: дома, асфальт, людей.

Он знал об этом и не шелохнулся. Директор понимал: есть только один шанс из тысячи, чтобы спасти город. И этот шанс был в их руках.

— Это дирекция запретила открывать ворота! — донесся до него чей-то голос.

По-видимому, говорящий стоял не так далеко, а может, кричал, потому что был больше всех испуган. Неожиданно лицо этого человека начало приближаться, он бежал, вытянув перед собой сжатую в кулак руку, бледный, с пустыми от страха глазами.

— Это ложь, — прошептал директор, обращаясь к самому себе, чтобы унять тревогу, появившуюся не из-за угроз этого человека, а от сознания, что он так и не успел приказать открыть ворота. В суматохе он просто забыл об этом. А должен был помнить.

— Стой! — Моленда загородил дорогу бегущему. Это был Квек, старый рабочий. Он тут работал с самого начала, с «развалин», как называли здесь то время.

«И даже он против меня».

— Он должен за это ответить! — кричал Квек. — Смотри, там лежат люди, их затоптали!

— Их затоптали! — заорал Моленда. Они оба стояли у микрофона, и их слова были слышны на всей территории фабрики.

— Но ведь это случилось по его вине!

— Потом разберемся. — Моленда так сильно толкнул Квека в грудь, что тот едва не упал. — Жить хочешь? Так иди спасай фабрику. Иди гасить пожар. Бригадиры, расставьте людей. Потом все ко мне. В дирекцию, — добавил он, подумав секунду.

Пожар начался совершенно неожиданно. Никто не думал, что это произойдет именно сегодня. Но многие уже давно отдавали себе отчет в том, что такое может случиться. Цистерны стояли слишком близко друг от друга. Вопреки здравому смыслу. Но в соответствии с требованиями жизни. А все потому, что нужно было строить больше машин, огромные блоки, высокие стальные стены, нужно было все больше средств для удаления ржавчины, огнеопасных смесей для покраски, грунтовки, растворов. Бензин, нефть, мазут сливались в реку, которая с этого места вниз по течению была мертва. А теперь поток сточных вод иссяк. Фабрика остановилась, замерли все машины и установки. Огонь поднимался высоко в небо, горела нефть, раскалялся воздух над городом.

Со всех сторон, из западного, южного, восточного и северного районов, подъезжали машины заводских пожарных команд. Добровольцы с расширенными от ужаса зрачками смотрели на лица кричащих за оградой людей. Никто не знал, что делать, как пробраться через плотную толпу, которая, вместо того чтобы бежать, как хотелось людям, отчаянно металась и выла на площади. Только некоторые молчали, охваченные ужасом от сознания того, что еще может случиться.