Счастливчик

Веня пожал плечами, хотя мог бы прочитать целую лекцию о расщеплении в организме жиров и углеводов. В свое время он интересовался данной проблемой и с этой целью облазил весь Интернет.

Далее разговор пошел о семьях. Романов с удовольствием рассказал об успехах своих дочерей, а потом расспросил Веню о жене, сыне и вообще о быте. В какой-то момент он резко поменял тему:

– Ладно, Вениамин, пора переходить, так сказать, к нашим баранам. Как тебе работается с новым начальством?

– Нормально. Очень жаль Екатерину Алексеевну. У нас с ней была полная гармония. По работе, естественно, – улыбнулся Ростовцев.

– А кому же не жаль? Такая чудная женщина! Но дура! Спрашивается, чего ей не жилось?…

– Она не могла покончить с собой… я в этом уверен…

– А вот здесь твое мнение никого не интересует, – Романов пристально посмотрел на Веню. – И по-человечески советую никому его больше не высказывать. Целый консилиум врачей не мог ошибиться. Понял?

– Понял…

– Ну, вот и ладненько. А Петр Нилович тоже великолепный руководитель и человек. Хотя и мягковат, конечно. Чай допил?

– Допил, – удивился Веня неожиданному повороту Григория Васильевича.

– А теперь по пять капель коньячку…

– Да я…

– Ничего не хочу слушать. Расширяет сосуды, да и повод есть.

– Какой повод?

– Вчера меня избрали членом Политбюро. Так что хорошо идем, Вениамин. Думаю, что через полгодика переведем тебя на партийную работу – в аппарат Центрального Комитета. Готов?

– Как пионер…

– Ну, вот и нормально. Какую ты сам видишь перспективу? Ты понял, о чем я тебя спрашиваю?

– Понял, Григорий Васильевич. Пока все спокойно. Основные события начнутся в конце семидесятых – начале восьмидесятых.

– Верю. Ну, а что ты можешь сказать о Генеральном? Сколько ему еще осталось?

– Брежнев умрет в восемьдесят втором. На своем посту…

– Тихо, Веня! – сдавленным голосом оборвал его Романов. – Нельзя же вот так громко и прямым текстом. Думаю, что на сегодня наша деловая встреча себя исчерпала. Как обычно – связь по телефону. Если понадобишься живьем, то сообщу заранее. Возможно, через Демичева.

Через полгода, как и прогнозировал высокопоставленный собеседник, Веня вернулся в знаменитое здание на Старую площадь. Но уже не в качестве гостя, а одного из его хозяев. Он был введен в состав Центрального Комитета и назначен первым заместителем Международного отдела.

Заграничные командировки стали нормой жизни Ростовцева. На прежнем месте работы они тоже были нередки, но не шли ни в какое сравнение с настоящими. Вывезти за рубеж жену тоже не составляло никакого труда. Достаточно было послать запрос на «фирменном» бланке по месту ее работы.

Информация, полученная от Редькина, сохранилась лишь выборочно. Он помнил, что важнейшие политические события начинались лишь в конце семидесятых. Отчетливо врезался в память ввод советских войск в Афганистан. Этот политический акт сыграл впоследствии крайне отрицательную роль для страны. Однако Веня запомнил еще одно событие, совершенно не относящееся к политике. Еще на поляне он решил во что бы то ни стало его предотвратить. Речь шла о столкновении двух самолетов, в результате которого погибла футбольная команда «Пахтакор». Катастрофа должна была случиться одиннадцатого августа семьдесят девятого года.

В тот день утром Ростовцев запросил информацию о перемещении «Пахтакора». Выяснилось, что в данный момент команда в Ташкенте ждет посадки на рейс номер семьдесят восемь восемьдесят, выполняемый Туполевым сто тридцать четыре. Веня тут же распорядился задержать вылет на час. Вечером он связался с той же инстанцией, где сообщили, что футболисты в Минске готовятся к матчу с местной командой. Веня облегченно вздохнул, поняв, что жизнь уже точно прожита не напрасно.

А вот предотвратить вторжение в Афганистан не удалось. Ростовцев сильно рассчитывал на своего покровителя, но тот занял однозначную позицию, как и практически все члены Политбюро. Против был лишь один человек – Косыгин. Хотя Веня и установил с ним контакт, но не хватило аргументов, чтобы убедить остальных.

С начала восемьдесят второго года в Москву зачастил Первый секретарь Ленинградского обкома. Веня понимал причину данной активности, хотя Григорий Васильевич при встрече ее ни разу не озвучивал. Предметный разговор состоялся лишь в конце октября – на этот раз в кабинете Ростовцева. Романов был не на шутку взволнован и с порога начал говорить:

– Послушай, Веня, у меня пока не все получается. По известным причинам я не могу полностью перед ними открыться… тогда, возможно, все было бы нормально…

– Григорий Васильевич, присядьте и успокойтесь. Давайте по порядку.

– Хорошо, давай по порядку. Леонид Ильич ум… уйдет десятого ноября. Так ты мне говорил?

– Да, так.

– Политбюро на пост Генсека будет рекомендовать Андропова?

– Да.

– Здесь я ничего не могу сделать. Авторитет Юрия Владимировича непререкаем. Я и сам за него голосовал бы, если бы… да… лишь два члена не проголосовали бы за него. Не факт, что они проголосуют за меня. Вот таков мой анализ политической ситуации. Что ты скажешь, Веня? Что посоветуешь?

– Ничего.

– То есть?