Счастливчик Лазарев

— Этак нет! Не по закону, — дремуче улыбаясь, сказал он о рыбках. — Рыба должна икру, значится… а потом, этта, рыбка-то!

Он нигде не учился, ни одного дня! Какой счастливец, господи, завидовала Женька. Этот могутный современник Толстого, проживший четыре Женькины жизни, даже читать не умел. И был светел и ясен! Не суета ли сует все на свете, думала Женька, с суеверным страхом глядя на живого представителя других времен.

Все терпеливо мирились с фактом существования дедушки в их доме, с его манерой говорить, есть, с его табаком, который он курил, сворачивая самодельные папиросы из газетной бумаги. Табак его был ужасен, но кошмаром семьи была дедушкина привычка курить, скажем, не в гостиной, которую легко проветрить, а в туалете.

По указаниям отца дедушка обстроил дачный участок грибочками, беседками для чтения на воздухе, обнес дом резным карнизом, «кружалом», как он говорил, и это было настоящее деревянное кружево. От себя, по собственной инициативе, дедушка водрузил над террасой круглую щепную крышу-луковку, и отец очень гордился ею. Показывая крышу-луковку гостям, он отмечал наивный примитив, свойственный исконно русским декоративным мотивам.

Олегу дедушка выточил тросточку, Женьке сплел лапоточки из ивового лыка — «для забавы», а матери по чертежам из женского журнала смастерил для гостиной незастекленные стеллажи.

— Вроде всех одарил за хлеб-соль, — сказал дедушка, прощаясь.

— Не обессудьте…

Женька доела апельсин — ну и аппетит за чужой счет! — вытерла руки.

— Сколько с меня за обед? Счет пошлите моему банкиру. А теперь прошу объяснить, куда мы едем. Что такое Кандыки?

Казалось, Артем не без сожаления оторвался от окна, но Женьке в конце концов надоело, что на нее не обращают внимания.

— Кандыки — село в Чулымском районе, моя родина. Но мы едем немного дальше, к Косте Костагурову, в Потайнуху. Это хуторок небольшой, отгонная заимка на берегу озера Гусь Малый.

— Гусь Малый! Потайнуха! — ликовала Женька. — Ради одних названий следовало поехать. А кто он, ваш друг Костя?

— Совхозный пастух. Пасет нагульных телят.

Королеву и короля, не киношных; а настоящих, Женька видела: однажды царствующая чета, знакомясь с городом, проезжала мимо университета в открытой машине. Пастуха же, как это ни странно, Женька видела лишь в старом кинофильме «Свинарка и пастух», и, честно говоря, стройный молодой пастух понравился Женьке больше седенького, напуганного венценосца.

— А самогонка в Потайнухе будет?

— Арака? Будет. Костя — человек верующий, не пьет, но для гостей гонит. И чай, и кумыс будет.

— Я выпью море араки: люблю экзотику. Спасибо, что заговорили. А то вы совсем забыли обязанности кавалера — развлекать даму.

— Не хотел вам мешать. Вы о чем-то задумались.

— Я? Задумалась? Вы льстите мне, Артем. Если бы я умела задумываться!..

Как верно, голубушка! Сказала, а потом уж поняла: не в бровь, а в глаз сама себе попала. Думать ты, матушка, начинаешь после того, как больно получишь по носу…

Интересное лицо у Артема: совсем не шлифованное, как бы вчерне законченное. Тяжелый с ямочкой подбородок, крупные губы, угловатые каменные скулы. Волосы и брови цвета медной проволоки. Как-то сразу угадывалось, что он летчик, — лицо профессионально-мужественное, волевое, и неожиданными были светло-серые глаза мечтательного подростка. Эти ясные глаза как-то не очень вязались с его широкоплечей фигурой, с медлительной манерой говорить не сразу, а по-мужицки — сначала немного подумав.

Женька радовалась такому собеседнику, с которым не надо быть настороже, можно сколько угодно молчать и вообще держаться непринужденно.

— Будьте добры, Артем, объясните, ради бога… — попросила Женька. — Вот вы посадили рощу возле нашего дома. А зачем? Что вы хотели этим сказать? Жить в нашем околотке вы все равно не будете, а такие деньги ухлопали.

— Какие деньги? — Артем смутился. — Просто люблю сажать деревья. Хобби, как говорится.

— Понимаю: жажда славы. Вы добивались, чтобы о вас написали в газетах? Сняли телефильм? Хотите, я тоже дам интервью журналистам? От лица благодарных обывателей. Я вас назову благодетелем, меценатом, Санта Клаусом. В тяжкие дни экзаменационной сессии вы развлекали бедную студенточку, кормили ее курами и апельсинами из Марокко. Вы настоящий положительный герой, Артем. Бескорыстный и благородный. Ваш поступок достоин газетной осанны. Виват! Кстати, далеко ли еще ехать?

— От райцентра до Кандыков шестьдесят верст гравийки. Не пришлось бы на самосвале добираться: праздник, автобус, наверное, не ходит.

— И вы, конечно, подумали, не струшу ли я на самосвале ехать? Нет, не струшу. И пешком пойду. Кто в наше время не землепроходец? Честно говоря, Артем, я боюсь одного: как бы вместо Потайнухи вы не повели меня в какой-нибудь районный кабак есть пирожки с грибами.

Браво, Евгения Димова: героя пятого океана явно шокирует подобная манера изъясняться. И пусть! Возможность шпынять ближнего — истинно женское удовольствие. Рождается иллюзия собственного превосходства.