Счастливчик Лазарев

Дверь модельной была закрыта: Устин вместе с приезжим художником, автором стелы, работали. Рассказывая все это, Никитин водил Ратмиру Кондратьевну по длинному под стеклянным куполом цеху. Девушки с кисточками, каждая за отдельным вращающимся столиком, разрисовывали подцветочницу-вазу кобальтом, киноварью, золотом. Очень хорошо шла ваза: продавалась она в магазинах для молодоженов.

Не стал отрывать Никитин от дел Устина, не любил художник, когда кто-то мешал ему, будь это хоть сам господь бог…

— Знаете что, — прощаясь, сказала Ратмира Кондратьевна, — можно, я приду к вам еще раз? Поговорить. Не по заданию газеты.

Настала очередь смутиться Никитину. О чем хотел поговорить с ним «кузнечик» «не по заданию»? Об Анохине? О смысле жизни?

В своем кабинете Никитин сделал несколько записей в «бортовом журнале», не зная, как квалифицировать два часа, проведенные в обществе Ратмиры Кондратьевны. Написал: «Пресса», а подумал: «Встреча с юностью». Он до сих пор ощущал на себе бесхитростный, восхищенный взгляд «кузнечика» и улыбался сам себе. Не праздник сегодня, а на душе Никитина светло, чисто, беспричинно радостно.

Ну что ж, великих дел не довелось Никитину свершить, но малые свои дела он делал неплохо.

В заводоуправлении было тихо, одна Маргарита Назаровна копошилась в приемной: преданный боцман редко покидал вахту раньше капитана. Никитин поднял трубку, набрал номер лаборатории Сурена.

— Ты где, пап? Звоню, тебя нет, как сквозь землю провалился.

— Интервью давал. Заявился ко мне такой прелестный «кузнечик»! Будет писать о моих горшках и моих взглядах на жизнь.

— Какие горшки? Какой кузнечик?

— Расскажу после. Знаешь что, ученая твоя голова, взгляни-ка в окно. Посмотри, как по синю небу плывут облака. Белые-белые… Знаешь, на что они похожи? На мои столы-раковины.

— Ты, пап, не прихворнул сегодня? Твой мотор в порядке?

— Мой мотор, как у влюбленного юноши. Ты домой после работы?

— Нет, пап. В библиотеку зайду, в журналах надо покопаться. Если раньше меня вернешься, подожди, поужинаем вместе. Что ты молчишь?

— Все в порядке, — ответил Никитин, почувствовав удар чем-то острым под левую лопатку. Сердце заторопилось, выгоняя на лоб холодную испарину. — Все в порядке. С телефоном что-то.

— Не нравится твой голос, пап. Смотри, не хворай, а то рассержусь. Ты понял?

— Понял. Спасибо.

Длинная тонкая игла прошла через грудь, застряла в сердце. «Сейчас пройдет», — подумал Никитин.

Положив трубку на рычаг, он надавил свинцово-тяжелой рукой кнопку к Маргарите Назаровне.

11

Надо бы ликовать, сдала последний экзамен, а Женька сидела дома и глядела, как за окном сеется мелкий, скучный, почти осенний дождь. Она сдала, как всегда, на пятерку, но впервые не почувствовала радости, равнодушно сунула зачетку в сумочку. Еще одна ступенька позади, еще ближе так называемое будущее, которое наступало через два года. Что будет через два года? Декан сказал, что она может рассчитывать на аспирантуру, но надо сейчас уже готовиться — легкого пути в науку нет. Ни легкий, ни трудный путь в науку Женьку не привлекал: ее пробирала дрожь от одной мысли, что еще годы и годы сидеть над книжками. Значит, судьба ее — школа.

На их площадке жила учительница Агния Петровна, энергичная женщина, забегавшая к матери перехватить пятерку, — двое ребятишек, муж больной, работа в депутатской группе, забыла, когда последний раз выспалась… Есть, наверное, какая-то романтика в этом жертвенном житье, но Женьку она совсем не привлекала.

Хотелось жить и работать нарядно, со страстью, но где место, где люди живут интересно, со страстью? Какие это люди?

За окном шелестел дождик, на сосенках Артемова сада повисли прозрачные бисеринки капель. Наверное, это дождик навеял тоску, желание жаловаться, кому-то рассказывать о себе все-все…

Закутавшись в плед, Женька сидела перед раскрытым окном и ждала Артема. Он был единственным человеком, с кем она хотела сейчас поговорить, а главное — увидеть его. Женьке стало бы сразу светлее; думалось, только Артем понимает ее, уважает, хотя больше всех про нее знает…

Еще на охоте Артем сказал, что поедет на Алтай к своему другу, барнаульскому вертолетчику, но сегодняшней субботой вернется. Женька сказала, что целый день будет ждать, и теперь ждала, сидя перед окном, кутаясь от сырости в шерстяной плед.

Вчера Женька видела Сашу Черных и сама себе удивилась, что ничего в ней не дрогнуло. Она была холодна как лед, прошла мимо, не оглянувшись, не задержавшись ни на секунду.

Судя по афише, он давал концерты для молодых иностранцев, приехавших в город на какой-то молодежный симпозиум. Женька увидела Сашу у подъезда гостиницы, в толпе тощих, крикливо одетых юношей и девушек. Он садился в машину с высокой девушкой в шелковом сари телесного цвета, видимо тоже нерусской. А где же Ольга? Ольги не было.