Счастливчик Лазарев

— Таким был наш завод, Ратмира Кондратьевна, шестнадцать лет назад. А вон в той пристроечке на гончарных кpyгax с ножным приводом делали цветочные горшки.

Одна авторитетная комиссия, обследовав завод, вынесла решение закрыть его, аннулировать из гуманных соображений. Но Никитин был не согласен. Он успел привязаться к своему чумазому детищу, поверить в его будущее. Полковник артиллерии снова надел папаху серого каракуля, почистил регалии и пошел ходить по инстанциям, по разным степеням начальства. Бряцая орденами, доказывал, что завод со сложившимся коллективом закрывать нельзя, напротив, на его базе надо строить новое, современное предприятие, где люди будут работать по-человечески. И в Москву ездил, и в главк, и к замминистра пробился, и водку в «Арагви» пил с будущим начальником проекта нового завода.

— Это же прекрасно — добиться своего, победить в упорной борьбе, — сказала Ратмира Кондратьевна, с облегчением выскользнув через скрипучую железную калитку «гончарни» и щурясь от майского солнышка. — А я не упорная. То есть я тоже упорная, но у меня не всегда получается, как надо.

Всегда получается, как надо, только у господа бога, подумал Никитин, но не стал обезоруживать «кузнечика» подобного рода пессимистической сентенцией. Девушка шуршала кожаной юбкой, на ходу что-то чиркала в блокноте, и по ее зарозовевшему лицу было видно, что она взволнована своим первым интервью.

— Расскажите, пожалуйста, о том дне, когда вы всех рабочих вывели из «гончарни» и повели в новые цехи. Это было весной?

Экая торжественно-киношная фантазия, господи! Никакого шествия не было. Требовалось дотянуть годовой план по канализационным трубам, а за счет планируемых на пусковой период убытков Никитин платил рабочим «гончарни» вдвое. Заколачивая хорошие деньги, они не спешили покинуть старый цех, потому что одним свежим воздухом сыт не будешь.

Никитин не без умысла показал гостье вначале старую «гончарню» — ради контраста, — и когда они с Ратмирой Кондратьевной зашли в массозаготовительный цех с вращающимися махинами шаровых мельниц, с журчанием воды в отжимных прессах, он пытливо заглянул в глаза девушки. Цех явно понравился юному работнику прессы: Ратмира Кондратьевна с удивлением оглядывалась в полупустом цехе. Людей не видно, одни машины, девушки на дозаторах работают в белых халатах, и густой, уносящийся под своды ровный, почти церковный гул мельниц! И все это после закопченной тишины «гончарни»!

— Иван Тимофеевич, я хочу спросить вас. В чем вы видите смысл жизни?

Оказывается, «кузнечик» размышлял, думал, работал! Ну-ка отвечай, товарищ Никитин, в чем ты видишь смысл жизни? Читатели ждут, что ты скажешь, как ответишь на такой серьезный вопрос.

— А вы думаете, он есть, смысл жизни? — спросил Никитин.

— Конечно, есть. Иначе жизнь прекратилась бы. Так говорил Лев Толстой.

Ну, надо отвечать, коли так. Не спорить же со Львом Толстым!

— Наверное, в работе, Ратмира Кондратьевна? В той доле твоего участия в общей борьбе за людское счастье…

Фу, как пышно выразился, поморщился на себя Никитин. Но по-другому как-то не сказалось: заставил же юный философ в очках размышлять на старости лет на такую старомодную тему.

Впервые самостоятельной личностью почувствовал себя Никитин на фронте, когда стал командиром артвзвода. Это была его первая работа, и смыслом жизни Никитина стала ответственность за пятьдесят человек в их животе и смерти. Потом этот «смысл» тяжелел, вырастал вместе с расширением его командирских и человеческих обязанностей. Уже не десятки, а сотни людей он должен был сплотить, научить выполнять тяжкую военную работу. Эта обязанность поглощала все его силы, и награды, которые получал Никитин, казались ему до смешного эфемерными, совершенно не эквивалентными затраченным усилиям. Новая звездочка, новая должность, орден, похвала начальства… Он ни разу не мог толком объяснить Сурену, за что получил свои шесть орденов…

И все-таки во имя чего он жил, работал? То, что жизнь может утратить всякий смысл, Никитин понял на вторую неделю своего пенсионного сидения с удочкой. Вдруг он почувствовал, что больше никому не нужен, никто его не ждет, его окутала пустота. Вот тогда он пошел, — не пошел, а ринулся в райком партии и ухватился за этот заводишко, обрадовавшись вновь обретенным заботам. И сразу пустота исчезла, и страхи пропали, что вот нежданно-негаданно нагрянет некая дама с косой…