Счастливчик Леонард

Прикрывая спиной Клер, готовясь их встретить, я выставил перед собой взведенный арбалет. В тот самый момент, когда они появились, а мой палец уже напрягся на спуске, Клер неожиданно вынырнула из-за меня, делая шаг в их сторону. К моему удивлению, собаки, вместо того чтобы на нее кинуться или по крайней мере устроить вокруг нее хоровод с бешеным лаем, припали на передние лапы, радостно взвизгивая, будто наконец-то разыскали своего горячо любимого хозяина, который всегда был к ним ласков и вкусно, до отвала кормил. Благородные псы, каждый из которых способен в одиночку взять волка, сейчас своим поведением удивительно походили на тех мелких, вечно трясущихся недоразумений, которые так любят устроиться на дамских коленях.

— Ах вы мои хорошенькие! — едва не целовалась с ними девушка, гладя по голове ближайшего, в то время как другие пытались подставить свои. — Бегите отсюда! В этом лесу зайчиков полно, а нам вы только мешаете. Вы же не хотите, чтобы нам стало плохо?

И те действительно скрылись из виду так быстро, будто их и не было вовсе.

— Собачки меня любят! — объяснила Клер мне, ошалевшему от увиденного. — И всегда слушаются.

Еще бы нет! Например, в этой своре сплошь кобели. А ты ими вертишь как хочешь, по себе знаю…

Вскоре нам удобно подставился ручей — единственная возможность скрыть наши следы, пусть с собаками барон Эльхасио и дал промах. Мелкий, с каменистым дном, он бежал со стороны гор, что и вовсе было удобно. Какое-то время мы шли по нему, и я снова нес на себе Клер. Потому что переодеться в мужскую одежду она не успела, а посадить ее на лошадь возможности не было. Вернее, сама возможность имелась, но для этого пришлось бы расстаться с тентом. А пристроить Клер поверх него не позволяли ветви кустарника, сплетающиеся над ручьем одной сплошной аркой.

Головешка, как истинный проводник, налегке шел впереди всех, он лишь держал Пегги за повод. Наконец мы добрались до истока ручья, который прятался под огромным замшелым валуном. Валунов вокруг оказалось множество, что неудивительно, поскольку вот он — долгожданный склон горы, густо поросший деревьями.

— Наверх?

— Лошадь не пройдет, — не согласился я. — Остаемся пока здесь, а там будет видно.

Место удобное: нашим преследователям верхом сильно не разгуляться, а для нас самих полно укрытий. И если они нас здесь прижмут, устроим им такую войну, что никому из них мало не покажется. Куда хуже будет, если мы попадемся им в более неподходящем месте. Головешка первым долгом освободил Пегги от поклажи, провел ее туда, где среди камней виднелся клочок пышной сочной травы, погладил ее по шее и что-то даже шепнул на ухо. Лошадь потянулась к нему мордой, будто желая поцеловать. Мы все трое, пряча улыбки, стремительно отвернулись. Затем, не удержавшись, синхронно хмыкнули: любовь у них! И тут он начал судорожно рыться в мешке, охлопывать себя по бокам и даже, сняв шляпу, заглянул в нее.

— Что случилось?! — с тревогой спросили мы.

— Стекло свое оставил в телеге, — покаянно склонил голову Теодор.

Как же так? Без его волшебной стекляшки в некоторых ситуациях нам придется худо.

— Лучше бы голову! — правильно заметил Блез. — Голов, как у тебя, везде тыщи, но где мы возьмем еще одну такую же стекляшку?

— Да что вы раньше времени-то? Сейчас пойду и принесу.

— Может, вдвоем с тобой отправимся? — спросил я.

— Не надо, я сам. — Головешка занимался тем, что наносил себе на лицо полоски грязи, чтобы стать незаметнее в лесу. — Нормально? — Закончив, он обратился сразу ко всем.

— Сейчас подправим. — Блез, щедро зачерпнув ладонью целую пригоршню, старательно размазал ее по лицу Теда. — Вот теперь действительно нормально!

— Удачи! — сказал я Головешке уже в спину.

За него можно особенно не опасаться: в лесу он как у себя дома. Главное, чтобы не нарвался на собачью свору.

— Одни растяпы вокруг, — искоса метнув на меня взгляд, горестно вздохнула Клер. — Вечно что-нибудь да потеряют. Блез, а ты, случайно, нигде ничего не оставил?

— Сердце, на своей далекой родине, — печально улыбнулся тот. — А так все в порядке.

Ушел Головешка, Блез на всякий случай отправился обследовать ближайшие окрестности, и мы остались с Клер наедине.

— Вода, — указала на ручей девушка.

— И что? — Сам вижу, что вода. А, например, не пиво, что было бы куда лучше.

— В ней должна быть рыба.

— И что?

— Кто-то хвалился, что добудет ее из любого водоема.

— Кушать хочется? — Какая может быть рыба в этом ручье, где мы даже ног толком не замочили, настолько он мелкий? Разве что малявка в палец величиной, на которую и время тратить жалко.

— Очень! — честно призналась Клер.

— Финики будешь?

При одном воспоминании о них девушку передернуло от отвращения.

— А колбаски нет? — с надеждой спросила она.

— Чего нет, того нет, — с сожалением развел я руками.

— Дай хоть фиников. — И Клер передернуло снова.

— Может, лучше окорок? — с жалостью спросил я, глядя на Клер, которая ела финики с таким видом, будто ее, молодую красивую девушку, насильно заставили принимать яд, от которого она вскоре умрет.

— У тебя есть окорок?!