Счастливчик Старр

Да, на Меркурии были достопримечательности. Их стоило посмотреть. Лаки пытался представить себе всю корону, вообразить Солнце, которое она окружает, и которое сейчас находится за горизонтом. Это должно быть величественное зрелище. Майндз продолжал:

— Этот свет прозвали «белым призраком солнца».

— Мне нравится,— заметил Лаки.— Довольно удачное выражение.

— Довольно удачное? — рассердился Майндз.— Я так и думал. На этой планете слишком много разговаривают о призраках. Но удачи они не приносят. Я не знаю ни одного человека, которому бы здесь улыбнулось счастье. Рудники не оправдывают себя...— его голос ослаб.

Покипятится и остынет, подумал Лаки.

— Тем не менее прогулку прерывать не будем. Только не забывайте о местной гравитации, внимательно смотрите под ноги. Здесь нет асфальтовых мостовых, а мерцание короны обманчиво. Я советую включить фонари на ваших шлемах.

Говоря это, он включил свой фонарь, и луч света вырвался из фонаря, расположенного над лицевым стеклом. Вспыхнули еще два фонаря, и три фигуры двинулись вперед. Они ступали совершенно бесшумно, так как находились в вакууме, но чувствовали внутри скафандра слабую вибрацию, возникающую в воздухе при каждом шаге. Майндз был напряжен и задумчив. Он возбужденно сказал:

— Я ненавижу Меркурий. Я здесь уже шесть месяцев. Это два меркурианских года, и я уже смертельно устал. Никогда не думал, что пробуду здесь шесть месяцев. И когда только закончится моя каторга, где меня окружает одно зло. Это маленькая, самая близкая к солнцу планета. Только одна ее сторона обращена к светилу. Там,— его рука качнулась в направлении мерцающей короны,— солнечная сторона и так жарко, что плавится свинец, кипит сера. В другом направлении,— он снова взмахнул рукой,— единственная в солнечной системе твердь планеты, которая никогда не бывает освещена солнцем.

Он замолчал, перепрыгнул через расщелину футов шесть в ширину, которую, видимо, навечно оставило землетрясение, вернее меркуротрясение древних эпох. На этой планете ничего не изменяется тысячелетиями, так как нет дождей и ветра. Прыжок получился неуклюжим, вернее обычным для землянина в условиях Меркурия, где трудно соразмерить силу толчка с тяготением планеты. Бигман неодобрительно щелкнул языком. Он и Лаки потратили на прыжок ненамного больше усилий, чем на обычный шаг.

Через четверть мили Майндз внезапно сказал:

— Сейчас мы увидим еще одно чудо.

Он остановился, качнулся вперед и расставил руки для равновесия. Бигман и Лаки последовали его примеру. Фонарь Майндза погас, и он поднял руку. Лаки и Бигман выключили свои фонари и в темноте увидели маленькое, неправильной формы, белое пятнышко. Оно сияло. Этот свет был сильнее, чем тот, который Лаки видел когда-либо на Земле.

— Здесь наилучший угол для наблюдения,— сказал Майндз,— это вершина Черно-Белой горы.

— Так она называется? — поинтересовался Бигман.

— Да. Вы теперь сами понимаете, почему она называется именно так? Гора находится на ночной стороне на достаточно большом расстоянии от терминатора — границы между Солнечной и Ночной сторонами.

— Это я понял,— рассердился Бигман.— Ты думаешь, что я совсем невежа?

— Я только объясняю. Вокруг Северного полюса есть небольшое пятно, а другое вокруг Южного полюса, и там, когда Меркурий огибает Солнце, терминатор немного перемещается. Ниже, на экваторе, терминатор перемещается на семьсот миль в одном направлении за сорок четыре дня, а затем возвращается на свое место за следующие сорок четыре дня. Здесь он передвигается на полмили или около этого, поэтому это место очень удобно для обсерватории. Солнце и звезды здесь неподвижны. Так или иначе, Черно-Белая гора и ее верхняя половина освещается лучше другой территории. Затем, когда Солнце уползает прочь, свет движется вверх по склонам горы.

— И сейчас,— вставил Лаки,— освещается только самая ее верхушка.

— Только вершина, фут или два, но скоро и этого не будет. Она потемнеет за один или два земных дня, а затем свет возвратится вновь.

Даже за то время, пока он говорил, белое пятно сократилось до точки, которая горела, как яркая звезда. Трое мужчин ждали.

— Посмотрите в сторону,— посоветовал Майндз.— Чтобы ваши глаза привыкли к темноте.

После нескольких долгих минут он сказал:

— Все в порядке, смотрите снова.

Лаки и Бигман последовали его совету и некоторое время не могли ничего различить вокруг. А затем весь ландшафт словно окрасился кровью. Глаза воспринимали только красный свет. В этом свете можно было рассмотреть, как массивная гора, багровея, сужается в остроконечный пик. Сейчас пик стал ярко-красным: но краснота темнела и растворялась по мере того, как глаза опускались вниз к подножию, пока все не покрыл мрак.

— Что это? — спросил Бигман.

— Снова солнце,— ответил Майндз.— Спряталось настолько, что, если смотреть с пика горы, видны только корона и протуберанцы. Протуберанцы — это струи водорода, которые поднимаются над поверхностью Солнца на тысячи миль. Цвет у них ярко-красный. Они светятся все время, но их свет темен в обычных лучах Солнца.