Счастливчики

Прохожу через дверь в лабиринт книжных полок, а затем через удивительный маленький туннель, построенный из книг. Впереди еще одна дверь, и я уже собираюсь туда, когда кто-то хватает меня за руку. Я настолько погружен в свои мысли, что подпрыгиваю от удивления и едва не опрокидываю стопку книг.

Оборачиваюсь посмотреть, впечатлена ли Мэй так же, как я, но она совершенно белая – почти как в баре. А я, зануда, ничего и не заметил.

Отличная работа, Зак. Прекрасный способ показать девушке, что ты не придурок.

– У тебя все нормально? – Голос ломается на слове «нормально», выдавая мое беспокойство.

Она качает головой. Похоже, вот-вот заплачет. Ее лицо морщится, бравада, которая появилась, когда мы вышли из клуба, рассыпается.

– Дерьмо. Ты как? – Я пытаюсь понять, что делать.

Мэй тянет меня за рукав и указывает назад, к выходу. Ну разумеется, мы должны покинуть это маленькое, тесное пространство. Конечно. Я идиот.

Беру Мэй за руку, и ее тело немного выравнивается. Идем обратно через туннель и лабиринт и выходим в основную зону с ее открытыми пространствами и высокими потолками. Я веду Мэй в угол, подальше от других покупателей, и она, тяжело дыша, сползает по стене на пол.

Опускает голову между ног, опираясь локтями на бедра.

Ее спина часто колеблется, похоже, Мэй задыхается. Ей нужно успокоиться, или она потеряет сознание.

Я сижу рядом с ней в полной растерянности, прежде чем понимаю: делать хоть что-то – лучше, чем совсем ничего. Я притягиваю Мэй к себе и глажу по волосам, как Гвенни, когда та просыпается посреди ночи из-за кошмара.

Мы сидим так несколько минут в тишине, и дыхание Мэй замедляется. Прислоняюсь головой к стене и думаю, не я ли во всем виноват.

– Прости. – Ее глаза крепко зажмурены, а голос звучит тихо и хрипло. Большая часть волос упала вниз, словно занавес, но несколько прядей зацепились за ухо, поэтому я все еще вижу часть лица Мэй. Она выглядит такой юной. Слишком юной для всего того дерьма, через которое ей пришлось пройти.

– Я не знаю, что со мной не так. – Она жует нижнюю губу. – Просто… Не выношу маленькие пространства. Не знаю. Раньше такого не было, но теперь возникает ощущение… будто я в ловушке.

Я не знаю, что сказать. Помню, как дядя Конора, с которым тот был очень близок, разбился на мотоцикле, когда мы были маленькими, а я смог лишь пробормотать: «Мне так жаль, приятель». Пусто. Бессмысленно. Суть моей жизни.

Я прочищаю горло.

– Это потому что… потому что… – и замолкаю.

Она наклоняет голову.

– Да. В тот день… я просидела в кладовке целую вечность. Даже не знаю, сколько именно. Там было так тесно и темно, я слышала только шум и крики и была уверена, что в любую секунду дверь откроется… – ее голос срывается, и она замолкает, стиснув зубы.

Я крепко обнимаю ее за плечи. У меня нет слов, чтобы утешить Мэй. Я смотрю в основную часть магазина и думаю о том, что никогда не смогу простить маму за ее участие во всем этом. Никогда.

Глава 23 Мэй

Я никогда не говорила об этом. Ни с терапевтом, к которому они заставили меня пойти, ни с Люси или ее бабулей, как бы те ни старались меня отогреть, и уж точно не с моими родителями. И все же, прямо сейчас, я не могу остановиться.

Молчание Зака странно затягивает, а его рука вокруг моих плеч словно вскрывает что-то в глубине моей груди.

Меня так давно не касались.

– Я спряталась там, знаешь. Бросила остальных, спряталась в кладовке и позволила всему случиться. Я бросила там своего брата, бросила его умирать.

Я полезла в ту кладовку в поисках дополнительной стойки, едва ковыряясь с похмелья после тусовки с Хим накануне, и вдруг услышала, как Дэвид вошел в комнату, услышала, как мистер Оппенгеймер сказал: «Эклс, ты же в другом классе», – а потом выстрел и крики. Столько криков. Я сунула голову между колен и осталась там, в кладовке. Закрыла руками уши и попыталась отгородиться от звуков из комнаты, криков, голоса мистера Оппенгеймера, умоляющего: «Остановись, пожалуйста, прекрати, убей лучше меня». Снова выстрелы.

А потом тишина.

Тишина была хуже всего. Громче всего, что ей предшествовало, она сдавливала все мое тело, как тиски.

Они нашли меня там несколько часов спустя, после того как большинство других учеников вывели из школы, после того как полицейские обнаружили Дэвида Эклса, который прятался в туалете на втором этаже. Трусу не хватило духу вынести себе мозги, как следовало бы.

Когда они нашли меня, я не смогла разогнуться, все мышцы будто окаменели.

Им пришлось забрать меня прямо так. Я держала глаза открытыми, пока меня несли через комнату, где лежали тела. Я знала, что мне нужно выжечь картину в своем мозгу, вырезать самым острым из возможных инструментов, чтобы та осталась со мной до конца моей жизни.

Я бросила их всех умирать.

– Ты же знаешь, что это не твоя вина, верно? – Голос Зака вырывает меня из мыслей, из речитатива, который начинается по ночам, когда я забываю оставить музыку включенной, когда тишина пробирается мне в голову. Джульетта Николс… Мэдисон Ким… Мистер Оппенгеймер… Маркус Нейлсон… Бритта Оливер… Майкл Грейвс… Джордан.