Счастливчики

– Можно мне заскочить в ванную? – Все, что мне хочется, это покинуть этот дом и никогда не возвращаться, но я выпила около галлона воды за ужином и теперь боюсь обмочиться.

– Конечно. Я буду здесь.

Выхожу из ванной и слышу из кухни приглушенные голоса. Мишель Теллер и ее муж. Она кажется измученной. Задерживаюсь на секунду в коридоре из чистого болезненного любопытства. О чем эта женщина, о которой я думала каждый день в течение нескольких месяцев, разговаривает со своим мужем наедине?

– Как ты мог не знать? – Она говорит тихо, но слова совершенно ясны.

– Как я мог не знать? – недоверчиво переспрашивает папа Зака. – Он твой клиент! Твое дело. Разве ты не должна помнить лица всех жертв?

– Да, Джей. Я помню лица всех жертв… Они приходят ко мне во сне. Когда я закрываю глаза, они все там. – Миссис Теллер молчит. – Но эта девушка выжила. И на то имелась причина, о которой, возможно, она сама не знает.

Мой живот скручивается.

Повисает тишина, а затем отец Зака растерянно уточняет:

– Ты о чем? Это первый друг, который появился у Зака за весь год. Понимаю, ситуация неловкая, но ты же по работе общаешься со стороной обвинения, так что…

– Ничего, – перебивает она. – Мне не следовало этого говорить. Ты в курсе, я не могу обсуждать с тобой дело.

– Боже, Мишель. Ты сама подняла эту тему!

Позади меня шорох, и я оборачиваюсь. Гвен стоит у края гостиной. Кажется, она даже не замечает меня, только сердитые голоса своих родителей.

Выражение ее лица – словно удар в живот: грустные глаза, опущенные уголки рта, сведенные вместе брови – все это выглядит таким знакомым, очень похожим на то, что я вижу в зеркале.

Когда Зак высаживает меня у моего дома, внутри темно, а почта все еще в ящике. Я хочу пройти мимо, но не могу.

Я нахожу его именно там, где и ожидала, под кучей каталогов и парой счетов: еще один толстый конверт из окружной тюрьмы.

Слова мамы Зака звучат в моей голове: были причины, почему она выжила.

Причины.

Мне нужно знать, что он хочет сказать.

Я разрываю конверт.

Письмо

Дорогая Мэй,

Твое молчание непонятно. Я надеюсь, ты получаешь мои письма. Ты не могла бы меня навестить? Это все, чего я хочу. Услышать твой голос. Увидеть твое лицо. Здесь так одиноко, и единственное, что меня поддерживает, – это надежда встретить тебя снова.

В последний раз я видел тебя в тот день, когда открыл дверь кладовой, но ты даже не взглянула на меня. Тогда мне пришлось уйти, потому что они шли за мной. Я так и не произнес то, что хотел тебе сказать.

Я наблюдал за тобой во время занятий. Математика, английский… ты всегда была такой милой. Ты единственная на самом деле меня слушала. Помнишь, как однажды мне пришлось просить ручку, потому что я забыл свою, и только у тебя хватило порядочности мне помочь? Все остальные лгали и говорили, мол, у них нет лишних, или притворялись, будто не слышат. Словно меня вовсе нет. Но ты знала, что я есть. Ты всегда знала.

Ты видела меня, Мэй. Говорила со мной и знала, что я личность, даже когда все остальные пытались сделать вид, будто это не так.

Мы лучше, чем все они, Мэй. Они живут жалкой поверхностной жизнью, радуются своему невежеству, но мы не такие.

Я знаю, ты убежала бы со мной, если бы могла.

Я полностью понимаю, почему ты не можешь, особенно после нашего разговора на той вечеринке в доме Адама.