Счастливчики (ЛП)

— Принятие желаемого за действительное, — ответила она. — Ты всегда был моим любимчиком.

— Любимым братом?

— Любимым человеком. Всегда. На земле. Я была немного влюблена в тебя. И, может быть, немного хотела.

Роланд обернулся и посмотрел с удивлением.

— Что? — спросила она. — Двенадцатилетние девочки думают о сексе. Что, не знал?

— Я поражен. Поражен, скажу я тебе, — произнес он.

Эллисон попыталась ударить его по руке, но он поймал ее прежде, чем она успела дотронуться до него, и задержал на мгновение, прежде чем внезапно отпустил, как будто понял, что делает что-то, чего не должен делать.

— Ты можешь держать меня за руку, — сказала она, поддразнивая. — Я не собираюсь запрыгивать на тебя и снова терзать.

— Очень плохо.

Она потянулась, чтобы снова ущипнуть его, но он увернулся, и поймал ее за руку, и одним сильным движением поднял ее на руки, и понес к кромке воды.

— Нет, нет, нет! Ты не посмеешь! — Она кричала, и смеялась, и смеялась, и кричала.

— Не хочешь водички? — спросил он.

— Я в замшевых ботинках!

— Ладно, — сказал он, вздыхая, а потом поставил ее на ноги на сухой песок. — Но только из-за замши. Тебе, наверное, не помешает окунуться в холодную воду. Хотя в последний раз это не помогло, — поддразнивал он ее.

— Не моя вина, что ты был так сексуален в шестнадцать. Я потеряла голову. И не сделаю это снова, обещаю, — сказала она.

— Хорошо. — Он ущипнул ее за нос. Они вели разговор, который должен был состояться тринадцать лет назад. Лучше поздно, чем никогда.

— Только если ты сам этого не хочешь, — добавила она, улыбаясь.

— Веди себя прилично, грубиянка. Я… недоступен.

— Десять минут назад ты сказал мне, что не женат и детей у тебя нет, — напомнила она ему. — И не называй меня грубиянкой, хам.

Он рассмеялся, и сердце у нее в груди запрыгало от радости. Она была слишком счастлива. Такое счастье ее пугало.

— Все… немного иначе.

— Теперь я заинтригована, — сообщила она, больше нервничая, чем любопытствуя.

— Я расскажу тебе, но пообещай, что не станешь вести себя странно после этого, — попросил он. — Все ведут себя странно после того, как я об этом рассказываю.

— Я не стану вести себя странно, — заверила Эллисон. — Обещаю. Я расскажу тебе странности о себе, если ты расскажешь странности о себе. Идет?

— Идет, — согласился он. Они официально пожали друг другу руки.

— А теперь рассказывай.

— До того, как приехать сюда, чтобы заботиться об отце, я жил… в монастыре, — сказал он.

— Ты жил в монастыре? Ладно. Почему?

Он улыбнулся ей, почти извиняясь.

— По той же причине, по которой живут в монастыре, — объяснил он. — Я монах.

Глава 7

— Срань господня.

Это был самый неправильный для Эллисон ответ или самый правильный. Она не была уверена.

Роланд лег на спину на песок, сцепив ладони на затылке и молча улыбаясь. Должно быть, он привык к подобным реакциям. Сложно представить, что действительно красивый тридцатилетний мужчина будет монахом. По крайней мере, она не представляла. Эллисон засмеялась, но не от радости. Пятнадцать минут назад ей казалось, что единственное, что изменилось с момента ее отъезда — это их рост, вес и возраст. Но пока Роланд лежал рядом на песке, ожидая, что она скажет что-нибудь, что-то не глупое… она осознала, что все изменилось. Абсолютно все. Она понятия не имела, кто этот мужчина.

— Я не знала, что монахи, ну, знаешь, еще в моде, — заметила Эллисон, пытаясь скрыть шок под дерзостью.

— Мы еще в моде, — подтвердил он.

— Просто…. Я никогда раньше не встречала монахов.

— Ты когда-нибудь была в монастыре? — спросил Роланд. — Потому что это лучшее место, где их можно встретить. Довольно часто единственное место.

— Ты смеешься надо мной.

— Немного. Но тихо и внутри.

— Ты действительно монах. Настоящий живой монах.

— Все так. Я принадлежу монастырю Святого Брендона Клонферсткого. Это в паре часов езды по побережью.

Выбор глагола Роланда ужалил. Он не был членом монастыря Святого Брендана. Он не жил там. Он им принадлежал. Крошечная часть Эллисон когда-то думала, что он принадлежит ей. Большая ее часть однажды мечтала, что она принадлежит ему.

— И каково это — быть монахом? — поинтересовалась она, стараясь заглушить боль.

— Ты умеешь творить чудеса? Цитируешь Библию? Поешь монашеские песни? Монахи ведь поют, да? Они поют и размахивают этой дымящейся штукой?

— Не пойми меня неправильно, дитя, но ты рождена, чтобы быть младшей сестренкой.

— Больно, — сказала она, качая головой. — Очень больно.

— Я шокировал тебя, да? — спросил он. Он перекатился с песка и сосредоточенно посмотрел на нее.

— Да, — ответила она искренне. Он шокировал ее, и это было больно, как удар током. — Я бы тоже могла тебя шокировать, если бы хотела. Но не хочу.

И с какой стати ей переживать, монах он или нет? Это интересная работа, да, но какое ей до этого дело?

— Монах, — повторила она. — Это не входило в первую сотню моих догадок. Ты монах сейчас? Или бывший монах?

— Я монах в отпуске по болезни по разрешению настоятеля монастыря.

— Так ты планируешь вернуться? Я имею в виду, после своего… Когда сможешь? — спросила она, желая услышать в ответ: «Нет, конечно, нет».