— Мы взрослые люди, и он уже сказал мне, что планирует вернуться в монастырь. Я знаю, что делаю. — Во всяком случае, она на это надеялась.
Тора кивнула и уставилась в окно машины.
— Странно было снова его увидеть? — спросила Тора.
— Да, — сказала Эллисон. — Хорошо и странно. Еще будучи ребенком, я была очень влюблена в него.
— Помню, — сказала Тора. — И заставила меня понервничать.
— Нервничать? Почему?
Тора пожала плечами.
— Вы оба были детьми, но он был почти на пять лет старше тебя. Я не хотела, чтобы тебе разбили сердце.
— Мне больше не двенадцать, — сказала Эллисон.
— Верно, — сказала Тора. — Тринадцать лет — это было давно, а тебе было сколько, двенадцать? Ты хоть нас помнишь?
— Я помню кое-что хорошее, — сказала Эллисон. — Роланд читает нам и позволяет мне переворачивать страницы. Все мы играем в Марио Карт, и Дикон каждый раз побеждает. И ты научила меня ездить на велосипеде.
— Точно. На школьной парковке, — сказала Тора. — Ты, я и папа. Мы заставили мальчиков остаться дома, потому что в их присутствии ты сильно нервничала.
— Они слишком любили соревноваться, — сказала Эллисон. — Я не собиралась выигрывать «Тур де Франс».
— Что еще ты помнишь?
— О, много всего, — сказала Эллисон. — Чего я не помню, так это своего падения и дней, предшествовавших этому.
— Ты не помнишь, что было до падения?
— Все стерлось, — сказала Эллисон. — Ничего после того дня… вы все пошли в парк, а мы с Роландом остались дома. Почему? — Доктор Капелло задал ей тот же вопрос, что она помнила до падения. Тот же ответ. Ничего.
— Просто любопытно.
— Ты помнишь тот день, когда я упала? — спросила Эллисон, стараясь не отрывать глаз от извилистого шоссе и одновременно наблюдая за лицом Торы.
— Я помню, как папа кричал. Я выбежала из спальни и увидела папу, склонившегося над тобой на полу. Это было ужасно.
— Ты выбежала из спальни? — спросила Эллисон.
— Да, я была там… читала. Или что-то вроде того.
— Разве ты не была на улице?
— Нет. А что?
— Дикону показалось, что он вспомнил, что ты была рядом с ним на улице, когда это случилось.
— О, — сказала Тора. — Она улыбнулась, но это была хрупкая улыбка, словно сделанная из тонкого стекла. — Да, совершенно верно. Мы были вместе на улице.
Эллисон улыбнулась, хотя внутри у нее все сжалось.
— Это было давно, — сказала Эллисон. — Легко все забыть.
Некоторое время они ехали в тишине, но Эллисон хотела, чтобы Тора говорила. Тора всегда ненавидела молчание. В конце концов она снова откроется и скажет что-нибудь.
— Я беспокоюсь, что ты останешься с нами, — сказала Тора.
— Как? Почему? — Это было совсем не то, чего ожидала Эллисон.
— Папа умирает. Ты ведь не поэтому хочешь быть рядом, правда? Я прожила с ним всю жизнь, и не хочу быть рядом, когда это случится.
— Ты хочешь, чтобы я уехала?
— Я… я очень рада снова тебя видеть, — сказала Тора. — Я могу заплакать, как я счастлива. Я думала… Я боялась, что ты ушла навсегда. Но для твоего же блага, не ради моего, думаю, тебе лучше уехать. Это будет не очень красиво.
— Я не стану злоупотреблять вашим гостеприимством, обещаю.
— Я не об этом беспокоюсь.
— Тогда о чем? — спросила Эллисон.
— О, — сказала Тора. — Как обычно. Всё. Роланд особенно. Я сторож моего брата.
— А сестры?
— Может быть, — сказала Тора. Она протянула руку и сжала колено Эллисон. — Если ты останешься, мне захочется, чтобы ты осталась навсегда.
— Не ты первая, кто пытается меня удержать.
Тора краем глаза посмотрела на нее.
— У тебя есть что-то непристойное, чтобы рассказать своей старшей сестренке? — Тора захлопала ресницами.
— Если ты хочешь грязи, она у меня есть.
— Хорошая грязь?
— Секс с похотливым миллиардером.
Тора подняла обе руки и затрясла ими в неистовом возбуждении.
— Это самая лучшая грязь. Направляйся на юг. Мне все равно, если мы окажемся в Биг-Суре, я должна это услышать, — сказала Тора, снимая кардиган и устраиваясь поудобнее. Именно тогда Эллисон заметила, что что-то свисает с петли ее джинсов.
Маленький перцовый баллончик.
Глава 16
Когда они вернулись в «Дракон», Тора исчезла наверху в своей спальне, и Эллисон сделала то же самое. Было облегчением снова оказаться в полном одиночестве. Она привыкла проводить дни в одиночестве и, вероятно, за последние двадцать четыре часа говорила больше, чем за последние несколько недель вместе взятых. Она не спросила Тору о перцовом баллончике. Эллисон никогда не считала прибрежный Орегон районом с высоким уровнем преступности, но не могла винить ни одну женщину за желание иметь хоть какую-то защиту. И все же… казалось странным, что Дикон хотел, чтобы обе его сестры носили перцовый баллончик. Чего он здесь боится?
Тишина и одиночество длились недолго. Роланд постучал в ее дверь примерно через час, и к тому времени она уже была готова к компании, особенно высокой, широкоплечей, красивой компании.
— Привет, — сказала она, впуская его в свою комнату. — Как папа?
— Отдыхает и читает, — сказал Роланд. — А ты?
— Читаю и отдыхаю. — Она сидела на белом плетеном кресле-качалке в углу комнаты. Роланд сел напротив нее на кровать.
— Весело было с Торой и Диконом? — спросил он.