Счастливчики (ЛП)

— О чем ты думаешь? — спросила Эллисон, не в силах больше выносить молчание.

— Ах, это не имеет значения, — сказал Роланд, глядя в окно.

— Это имеет большое значение. Это важно для меня, — Он снова положил руку ей на бедро.

— Я думаю о папе. Как тяжело, должно быть, ему было спасти жизнь ребенка, дать этому ребенку дом, а потом узнать, что этот ребенок выбросил ту жизнь, которую он так старался спасти.

— Ты думаешь, это что-то значит, что Оливер выстрелил себе в голову? — спросила Эллисон.

— Я думаю, это означает, что он был очень подавлен, — сказал Роланд. — Но, возможно, он пытался пустить пулю в то, что причиняло ему столько боли. Я знаю, что мне должно быть плохо из-за его мамы, и я чувствую это, но я продолжаю думать, бедный папа. Потерять пациента — это плохо, но потерять вот так…

— Папа говорил со мной о кладбище, — сказала Эллисон.

— Кладбище?

— Он сказал, что каждый хирург несет в себе кладбище. И все пациенты, которых они потеряли, похоронены в нем.

— Это слишком тяжелая ноша, — сказал Роланд. — И он тоже жил с нами. Он был сыном нашему папе в течение нескольких месяцев. Неудивительно, что он не рассказал нам об Оливере. Вероятно, это разбило ему сердце.

— Не сомневаюсь, — сказала Эллисон. — Ему всегда нравилось, чтобы в доме было хорошо и весело. Во всяком случае, он пытался.

— У всех нас было такое дерьмовое детство, — сказал Роланд. — Он просто пытался его компенсировать. Ты была счастлива с нами, верно?

— Тогда я была так же счастлива быть с тобой, как и сейчас.

— И…?

Она повернулась и засмеялась.

— Очень счастлива.

Они еще долго ехали молча, но напряжение исчезло, и теперь наступила дружеская тишина. Роланд провел рукой чуть выше по ее бедру.

— Можешь еще раз спросить, о чем я думаю, — сказал Роланд.

— Думаю, я могу догадаться — Она похлопала его по руке и игриво убрала ее со своего бедра и положила на его бедро. — Думаю, об этом.

— Прости.

— Не стоит. — Она рассмеялась и вдруг ее накрыли происшествия всего дня, чего раньше не было. Сейчас ее накрыло с новой силой. — Оливер застрелился.

— Да и….?

— Ему было хорошо в доме с нами.

— Или он просто притворялся, — сказал Роланд. — Операция на мозг могла странно повлиять на него. Папа говорит, что проблемы могут возникнуть спустя годы после операции. Возможно, что-то подобное произошло и с Оливером.

— Думаю, да. Но сейчас мне еще больше хочется поговорить с Кендрой и Антонио.

— С Кендрой и Антонио? — Роланд выпрямился на сиденье. — А что с ними?

— Я попросила МакКуина достать и их адреса.

Роланд покачал головой, и она не поняла, почему.

— Что? — спросила она.

— Лучше бы ты с ней не разговаривала.

— Почему? Она всегда мне нравилась. Думаю, я ей тоже.

Роланд помолчал несколько секунд, а потом ответил.

— Помнишь, я говорил тебе, что ты у меня вторая? — спросил Роланд. — Она была моей первой.

Эллисон чуть не съехала с дороги.

— Кендра? Она была твоей девушкой?

— Да. Вроде того. Я имею в виду, что мы не встречались по-настоящему. Тебе не обязательно встречаться, если вы живете в одном доме.

— Когда это было?

— Через несколько месяцев после твоего отъезда. Мне было семнадцать. Ей пятнадцать. Я бы чувствовал себя странно, если бы ты встретилась с ней. Кендра, наверное, тоже.

И Эллисон тоже, но это не имело значения. Время — вот, что имело значение.

— Через несколько месяцев после моего отъезда… Есть ли шанс, что она любила тебя, пока я была там? — спросила Эллисон.

— Эллисон, Кендра не стала бы сталкивать тебя с лестницы из-за нас с тобой.

— Это не ответ на мой вопрос.

Роланд промолчал. И тут Эллисон кое-что вспомнила.

— Ты рассказал ей, что случилось в тот день? На пляже? — спросила Эллисон.

Роланд медленно кивнул.

— Зачем ты ей сказал?

— Я не хотел, но она поняла, что что-то не так. У нее хорошая интуиция. Она видела, что я чувствовал себя виноватым. Это было на следующий день после того, как это произошло, и ты вела себя так странно, и думаю, что и я вел себя странно. Я должен был кому-то сказать, иначе сошел бы с ума.

— И что же она сказала? — спросила Эллисон.

— Это было тринадцать лет назад, — сказал он.

— Она была расстроена?

— Нет, не из-за меня.

— Но она была расстроена из-за меня? — спросила Эллисон. — Злилась?

— Была напугана, — сказал Роланд. — Но не сумасшедшая. Хотя, по-моему, она сказала, что мы ведем себя «глупо».

— Если бы она была хоть наполовину так же влюблена в тебя, как я, — сказала Эллисон, — и ты сказал бы ей, что мы с тобой дурачились, как думаешь, что бы она почувствовала?

— Не думаю, что тогда она была влюблена в меня, — сказал он. — Она никогда этого не говорила.

— Я тоже никогда этого не говорила, — сказала Эллисон. Они проехали еще несколько миль, прежде чем она снова заговорила.

— Что именно она сказала, когда ты ей рассказал? — спросила Эллисон.

— Она напомнила мне о правиле отца, ну ты понимаешь, не делать ничего такого друг с другом.

— Я помню это правило, — сказала Эллисон.

— Кендра сказала, что из-за этого дети вылетают из семей. Папа не собирался меня выгонять — меня усыновили — но он мог выгнать тебя, как она подумала. Она переживала о тебе, не обо мне.