Счастливо оставаться!

Степан неодобрительно посмотрел на жену и спустил сына с колен на пол.

– Давай, Вовка, поднимайся наверх – я воду принесу.

– Все равно я спать не буду, – заявил мальчик.

– Не спи, – согласился отец. – Просто полежи, пока мы здесь с мамой поговорим.

– А мне почему нельзя? – изо всех сил сопротивлялся Вовик. – Я все знаю: Ольга нам не родная, она – принцесса, Трифон – король, деда умер, его в землю закопают.

Супруги переглянулись. Ираида хотела было открыть рот, но, увидев выражение Степанова лица, осеклась.

– Конечно, ты все знаешь, – продолжал обрабатывать сына отец. – Но когда один мужчина разговаривает с женщиной, другой дает ему такую возможность. Если он, конечно, настоящий мужик. Ты настоящий мужик, Вовка?

– Я настоящий! – приосанился ребенок. – Но это не женщина.

– А кто же это?

– Это не женщина, это мама. А я настоящий мужик. Я даю возможность.

– Вот и молодец, – масляным голосом похвалил сына Степан и легко подтолкнул к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж.

– Спать не буду! – пригрозил Вовка, но отцовскую волю выполнил.

Степан встал из-за стола, подошел к окну, ткнулся лбом в стекло и чуть слышно проговорил:

– Ты чего, Ирка, на него взъелась?

Ираида не нашлась чего ответить мужу, поэтому просто буркнула под нос:

– Ничего.

Подошла к Степану, прижалась. Тот не повернулся – стояли молча, склеившись.

– Степ, – прошептала она ему в спину. – Степа…

Звягин не отвечал. Постояли еще какое-то время. Снова молча. Сверху раздалось шлепанье босых ног:

– Папа! Ты идешь?

Степан высвободился, обошел застывшую Ираиду, взял бокал и вышел из кухни. Вовка сидел на ступеньках в ожидании отца и ерзал от нетерпения:

– А когда деду зароют? – задал он мучивший его вопрос.

– Завтра, – ответил Звягин и с усилием проглотил ком в горле. – Пить будешь?

– Не буду.

– Ну и не пей, – согласился Степан и сделал глоток.

Вода была теплая и отдавала накипью. Звягин присел ступенькой ниже. Вовка вытянул ноги и уперся ими в отцовскую спину. Спина была крепкая и надежная. Мальчик вдавил ножки еще сильнее, проверяя ее на прочность:

– Ольга сказала, я буду жить сто лет.

– Правильно Ольга сказала, – подтвердил отец.

– И ты, и мама, и она. И Трифон.

– Ну, Трифон-то точно сто лет, – грустно улыбнулся Степан.

Вовкины ноги ослабили давление на отцовскую спину, отчего спине Звягина стало неприятно холодно. Мальчик сполз на занятую отцом ступеньку и по-взрослому нахмурился. Его так же, как и Степана, мучило это неизвестное завтра.

Завтракали в молчании. Ираида не сводила с мужа глаз, отчего у него застревал кусок в горле. Вовка от яичницы отказался и все время посматривал в сторону сахарницы, предусмотрительно отодвинутой матерью на другой край стола. Все попытки мальчика приблизить к себе вожделенный объект заканчивались для него полной неудачей – Ираида Семеновна легко их пресекала. И тогда Вовик делал вид, что его совершенно не интересует, какое количество сахара находится «в этой дурацкой сахарнице» с выпуклыми березовыми сережками вместо ручек. Ираида тогда переводила взгляд на мужа, и Вовка снова предпринимал очередную попытку. Наконец мать не выдержала и возмутилась:

– Шесть ложек сахара! У тебя не слипнется?

– У меня – нет, – невозмутимо ответил Вова.

– Будешь много класть сахара в чай, – пригрозила Ираида, – станешь сладким, липким, и тебя пчелы закусают.

– Ну деду же не кусали! – справедливо заметил мальчик.

Степан с опаской посмотрел на жену, предполагая, что та за ответом не постоит и ляпнет, что, мол, наконец и закусали. До смерти. Что Ираида и сделала с такой скоростью реагирования, что Степану после бессонной ночи было просто за ней не угнаться:

– Не кусали, не кусали, а теперь вот закусали. До смерти.

Вовик вздрогнул всем своим маломощным тельцем и беспомощно посмотрел на отца. Степан, не отрывая тяжелого взгляда от Ираиды, процедил сквозь зубы:

– Шутит мама. Просто так пчелы не кусают. Не до того им, Вовка.

– Спелись, что ли? – рассердилась Ираида. – Ты вот уйдешь сейчас, а мне тут с ними оставайся.

– Не оставайся, – заскрежетал зубами Звягин. – Бери детей, и пошли.

– Это еще зачем? – выступила Ираида Семеновна.

– Чтоб жизнь тебе, Ирка, медом не казалась. Тебе ж всегда тяжелее, чем другим.