Счастливо оставаться!

– Во-о-о-от! – с садистским наслаждением тянула Ольга. – А раз я не родная вам, то она меня не любит. Тебя любит, жалеет, а меня нет. И бьет…

– Меня тоже бьет, – безнадежно прошептал Вовик, наверное, из солидарности.

Оля с интересом посмотрела на брата и выдвинула предположение:

– Слушай, а может, ты тоже не родной им?

– Я-а-а? – задохнулся от страшного вопроса мальчик.

– Ты-ы-ы! Вот подумай: если ребенок родной – его любят. А если любят – то не бьют и в бане не запирают, и не обзываются.

– Не обзываются… – подтвердил Вовка.

– Значит, – торжественно произнесла Оля, – ты тоже! Совсем… Им… Не… родной.

– Ду-у-ра! – заорал мальчик. – Ду-у-ра! Уродина! Я родной! Родной…

Ольга удовлетворенно посмотрела на плоды своей аналитической деятельности и торжествующе повторила:

– Не… род… ной!

Вовка от безысходности надрал полные пригоршни пожухлой травы и с наслаждением швырнул их в сестру. Обсыпанная с ног до головы кудрявая бестия с наслаждением прошипела:

– А ты забыл, придурок, что Трифону обещал? Вот теперь точно гусем станешь!

Из-за забора донесся гогот гусака, и Вова, не выдержав нахлынувшего ужаса, обратился в орган опеки без соответствующего письменного заявления.

– Мама! Мамочка! – истошно вопил мальчик. – Мамулечка моя! Убей эту дуру! Отдай ее назад! Я родной! Ма-а-ама!

Ираида, услышав трубный рев сына, оторвалась от стряпни и выскочила во двор.

Увидев встревоженную мамашу, Вовка бросился, воткнулся в материнский живот, прирос к нему всем своим детским телом и, захлебываясь рыданиями, призвал женщину к ответу:

– Она говорит… Она говорит, – в десятый раз пытался он произнести эту страшную фразу.

Ираида терпеливо ждала.

– Она говорит… – продолжал выплевывать слова мальчик.

– Да что она говорит? – устала ждать женщина и, чтобы ускорить процесс, оторвала Вовку от своего многострадального живота.

Сын, отставленный ровно на расстояние вытянутой руки, запрокинул голову и тоненько заскулил:

– Она… Ольга… Говорит, что я не родной… не-е-е… род-но-ой…

– Како-о-ой? – уточнила Иараида, не отрывая своего пронзительного взгляда от зареванного лица мальчика.

– Не-е-е родно-о-ой…

– Это, значит, Ольга тебе так говорит? – не веря своим ушам, переспросила Звягина.

Ираида нагнулась к сыну, сгребла зареванного сироту в охапку и тревожно спросила:

– И ты поверил?

Вовка в изнеможении отрицательно покачал головой. Но оскорбленная мать словно не увидела этого движения и переспросила:

– И ты, значит, Вовка, поверил? Поверил, значит?

Мальчик старательно замотал головой из стороны в сторону.

– А как же, сыночек, ты позабыл, как у меня девять месяцев в животе был? – коварно переспросила Ираида.

Этого Вовик не помнил, поэтому посмотрел на материнский фартук с определенным недоумением. И на всякий случай виновато пожал плечами и скорчил подобающую моменту рожу. Нет! Хоть убей! Не помню!

– А может, ты, Вова, забыл и как я с тобой до трех лет ночами не спала? И как грудью тебя кормила? И в голую твою попу целовала?

Мальчику стало пронзительно стыдно за нахлынувшее беспамятство, и он снова уткнулся в Ираидин живот. Та прижала сына к себе и скорбно произнесла:

– Неблагодарный ты, Вовик, человек! Не-бла-го-дар-ный и злой… Родной мамочке такое сказать! Господи! Что у меня за сын, – со слезами в голосе возопила Ираида Семеновна. – Чем я перед тобой провинилась, Господи, что родные дети меня за мать не считают?! – выкрикнула в небо оскорбленная женщина.

Не дождавшись ответа, Звягина перевела взгляд на сыновнюю голову, подняла зареванное лицо сына и строго спросила:

– Твоя фамилия как?

– Звягин, – пискнул Вова.

– А у отца твоего какая?

– Звягин, – уже без отчаяния в голосе произнес мальчик.

– А моя?

– Звягина! – торжествующе выкрикнул Вовик и обнял мать со всей силою вновь обретенного родства.

– Так вот иди теперь, Вова Звягин, по своим делам и сестре своей передай, чтоб на глаза не попадалась. Увижу – убью.

Восстановленный в сыновних правах Вовка расправил руки-крылья и полетел навстречу сестре, благоразумно схоронившейся в зарослях лопухов около загона с гусями. Ольга не случайно выбрала это место: лопухи зеленой стеной закрывали ее от материнских глаз, а заодно и от солнца. Опять же – к калитке близко. Это уже на случай вынужденного бегства от рассвирепевшего противника.

Адрес лопушиной явки пилоту Вове Звягину был хорошо известен. Мастерски, буквально на бреющем полете, недавний сирота посадил свой самолет около зеленой стены и радостно сказал:

– Мама тебя убьет!

Из зарослей высунулась большая кудрявая голова с синим подбородком и мрачно изрекла:

– Ну и куда я теперь?

Мальчик не удостоил сестру ответом. Полноправный сын по фамилии Звягин, имеющий папу Звягина и маму Звягину, гордо задрал голову, скрестил руки на груди и отставил правую ногу в сторону.

– Ябеда ты, Вовка, – обреченно произнесла Оля, глядя на брата снизу вверх.

Предатель продолжал смотреть в небо, игнорируя все земное, в том числе и собственную сестру.

– Нет! – возмутилась девочка. – Ну-у-у т-ы-ы и га-а-ад!