Счастливо оставаться!

– Так, может быть, вам уж и не будить своих девочек? – повторила свой вопрос Оксана, на что Виктор Сергеевич отрицательно замотал головой, а Истомин сладкогласно пропел, имитируя интонацию героя-любовника:

– На заре-е-е… ты ий-о-о… ни-и-и-и буди-и-и…

– Не буду, – пообещал Мальцев.

– Не надо, – поддержала его Оксана. – Ляжете у нас. Я все равно с Лизанькой сплю. Правда, папа?

– На-а-а заре-е-е-е а-а-ана… – заливался соловьем еще больше раскудрявившийся после дождя трубадур.

– Тише! – шикнула на него жена, но тут же надела на лицо гостеприимное выражение и громко зашептала: – Все спят!

Мальцев так обрадовался знакомому слову, что, обычно глухой на ухо и молчащий в поющих компаниях, старательно заблеял, выказывая искреннюю солидарность другу, разумеется, шепотом:

– Спя-а-ат… уста-а-алые…

– Родной человек! – растрогался Истомин и… увидел рояль. Бодро подошел, откинул несуществующие фалды, точно присел на вращающийся стул и резко открыл крышку лакированного красавца. На лице Кости застыло вожделение: он прицелился и снайперски ударил по клавишам. Мальцев ожидал пулеметной очереди, а получил завораживающие переливы шопеновского этюда.

Оксану эти звуки не воодушевили: втянув голову в плечи, она обреченно махнула рукой, бросив напоследок Мальцеву:

– Уводите его, Виктор!

Не тут-то было! Мальцев забился в уголок дивана и, слушая истоминскую игру, в удовольствии задремал. Когда музыка прекращалась, Виктор Сергеевич выныривал из радостного забытья, благодарно кивал исполнителю и, обронив сакраментальное «Прошу вас, маэстро!», со счастливым лицом погружался в сон. До тех пор, пока из ближайшего к рекреации номера не вышел двухметровый мужик и строго не произнес:

– Вы че, пацаны, ох…ли, что ли?

Ответ повис в воздухе: маэстро плакал, а публика спала. Истомин уливался слезами так убедительно, что амбал смягчился и понимающе предложил:

– Давай, братан! Доведу тебя, что ли… Ничего. Бывает!

Пианист с детским доверием упал в объятия незнакомого соседа и горько прорыдал:

– Э-э-э-х, лю-у-уди…

– Ты где живешь-то, чудо кудрявое? – нежно уточнил отдыхающий.

– Там! – указал путь пианист, не сумев поднять руку выше колена.

«Там» обозначилось быстро – Фьяметта, обеспокоенная тишиной, выскочила в коридор, где и произошло долгожданное возвращение блудного музыканта.

– Бери, мать! – сурово обронил амбал, на что Истомина виновато пискнула:

– Простите нас…

– Бывает…

Уложив мужа, Оксана, будучи ответственным человеком, отправилась на поиски потерянного в ночи Мальцева. Тот мирно лежал на диване, свернувшись в загогулину, и тихо посапывал. Истомина натренированным жестом встряхнула обмякшее мужское тело и громко скомандовала:

– В номер!

Именно там, ближе к полудню, и пришел в сознание Виктор Сергеевич Мальцев, никогда не принадлежавший к ценителям фортепианной музыки. Во всяком случае, раньше он был в этом уверен.

– Кстати, рояль расстроен, – деловито заметил Истомин вконец затосковавшему товарищу. – Вы разве не заметили этого, коллега?

– Увольте, – жалобно попросил Мальцев и снова попытался встать.

– Не торопитесь… Не торопитесь, дорогой мой человек. В нашем с вами состоянии нельзя делать никаких резких телодвижений, – напомнил Костя и попробовал разгладить завившийся мелким бесом чуб надо лбом.

– Мне домой нужно… – изложил свою просьбу Виктор Сергеевич и с тоской посмотрел на мигающий на кондиционере датчик.

– Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст. И все – равно, и все – едино, – мелодраматически процитировал Истомин.

– Нет, правда, – извиняющимся тоном оправдывался Мальцев. – Пора уже…

– Пора, мой друг, пора… – начал было Костя Истомин, но неожиданно остановился, так и не завершив свое любимое «покоя сердце просит». В дверях стояла белокурая сивилла и грозно смотрела на отца, сдвинув бровки к переносице. – Лизу-у-унчик, – заулыбался горе-папаша и зачастил: – Ты пришла ко мне с приветом? Рассказать, что солнце встало?

– На, – строго обронил ребенок и протянул отцу бутылку с минеральной водой.

– У-у-умница! – растрогался Истомин и дрожащими руками отвернул крышку. – Умница моя! Чуткая моя девочка!

Мальцев старательно зажмурил глаза, изо всех сил изображая спящего человека. Оля-Лиза медленно подошла к гостю и ткнула прозрачным пальчиком прямо в глаз застывшего на кровати Виктора Сергеевича.

– Какой холодный! – пожаловалась она отцу, рассматривая сначала свой палец, а потом подрагивающее веко Мальцева.

– Спит, – успокоил ее Костя.

Оля-Лиза нагнулась над Мальцевым и подула ему в нос. Виктор Сергеевич вздрогнул от неожиданности и раскрыл глаза.

– Спишь? – обрадовалась ему девочка.

Мальцев старательно закивал головой, суеверно не произнося ни единого слова.