Счастливое недоразумение

– Простите, – говорю я, стараясь подавить очередной смешок, рвущийся из горла, как сосиска из шкурки. О Господи, что за сравнение! Нет, это никуда не годится.

–Хм.

Мой муж, кажется, не слишком озабочен своей наготой. У меня такое ощущение, что это мне надо беспокоиться, но я охвачена любопытством. Каким он окажется? Волосы у него на груди мягкие или грубые? А эта его... гм... часть, которая решительно указывает в дальний угол комнаты, мне будет позволено ее коснуться? Или этого от меня ждут? Или мне следует не обращать на нее внимания, как в гостиной я не замечаю урчание в животе и другие непристойные звуки, которые издают джентльмены? Похоже, я не столь невосприимчива к этому феномену, как думала. И почему книги по этикету не затрагивают исполнение супружеского долга?

Шад поднимает с пола халат – прекрасный синий шелк расшит драконами – и накидывает на себя.

– Что ж, это лучше, чем слезы.

– Извините. Когда вы вошли, я вспоминала историю, которую кто-то рассказывал в гостиной, и хотя тогда она не показалась мне смешной, я...

–Лгунья, – говорит он без всякого интереса. – Вы намерены всю ночь провести в середине кровати?

– Вы говорите точно как мои братья, – подвинувшись, ворчу я.

– Простите, что? – смутился он.

– В детской, когда мои братья спали вместе.

– Ах да. – Шад быстро раздевается и ложится рядом со мной, давая мне время заметить, что от его «грозного состояния» и следа не осталось. Интересно, что бы сказала на это моя матушка, которая с большой торжественностью, но минимальной ясностью читала мне лекцию о супружеском долге жены и унизительных, но необходимых обязанностях брачного ложа? Поскольку мама не входила в детали, как поощрить исполнение «недостойного, но все же необходимого дела», я растерялась и, помня ее предупреждение, что меня ждет «чрезмерный дискомфорт», не уверена, что хочу этого.

– Снимите ночную рубашку, – говорит Шад. Он так близко, что я чувствую его тепло.

– Что? – Я прижимаю одеяло к груди. Он на мгновение озадачен.

– Снимите рубашку, сейчас же.

– Нет.

– Мэм, несколько часов назад вы обещали повиноваться мне.

– Ммм... я уверена, что священник говорил не об этом. Это неприлично!

Он приподнимается на локте. И указательным пальцем легко поглаживает мое запястье.

– «Телом своим поклоняюсь тебе», – шепчет он. Меня осеняет, что супружеский долг жены, возможно, не так уж плох.

Мы смотрим друг на друга, Шад прочищает горло.

– Снимите рубашку, мадам.

– Хорошо. Но вы должны задуть свечи.

– Свечи останутся гореть.

Он снова поглаживает пальцем мое запястье. Мне нравятся его руки. Нравится, как он касается меня. Сама не понимаю, почему я упорствую.

– Послушайте, – говорит он, – все это ужасно неловко. И учтите, пожалуйста, что я не делал этого прежде.

Я удивлена:

– Что?! Сэр, я не идиотка. Я сегодня собственными глазами видела свидетельство, что вы прекрасно знаете, как...

– Стоп. – Его пальцы обвивают мое запястье. – Я объясню вам, но сейчас не время. Я имел в виду, что для меня внове и женитьба, и постель с женщиной без опыта, с женщиной, которую я... знаю не очень хорошо.

– Вы хотите сказать, что не желаете меня?

Он усмехнулся:

– Я этого не говорил. Дайте руку.

Я сожалею, что недостойно взвизгнула и захихикала, когда ответ на один из моих невысказанных вопросов показался из-под одеяла. Он явно ожил. Как странно!

– Так-то лучше, – говорит Шад. – А теперь снимайте рубашку, мэм.

– Нет.

– Что ж, тогда мне придется сорвать ее с вас. – Он дергает ворот рубашки. – Боже милостивый, она сшита стальной нитью?

– Подождите, не рвите.

– Не думаю, что смогу.

– Мне придется объясняться с Уидерс.

– Вы ничего не должны объяснять слугам. Вы виконтесса Шаддерли. Если хотите я ее уволю.

– Нет, не делайте этого, Шад. Она не получит другое место, если вы прогоните ее через день.

– Как ни очаровательно это обсуждение домашнего хозяйства, боюсь, вы меня отвлекаете.

Судя по тому, что я держу в руке, он совершенно не отвлекся.

– Я оставлю одну свечу, – говорит он. – Это мое последнее предложение.

– Договорились. – В конце концов, это мой супружеский долг.

Когда Шад гасит одну свечу, крепко сшитая рубашка падает на пол.

– Вы действительно знаете, что я собираюсь делать? – Он говорит это мягко, почти касаясь моих губ.

–Да.

Во всяком случае, я так думала. Думала, что знаю.

Шад

– Мы можем сделать это снова? – говорит Шарлотта на удивление живо и весело. – И у меня не было крови. Мама сказала, что я испытаю большую муку.

– Через полчаса.

– Что? Вы невнятно говорите.

Закрыв глаза, я пытаюсь внести больше ясности:

– Повторим приблизительно через полчаса. Вероятно, ваша мать не обо всем вам рассказала.

– А что мне делать все это время?

– Читайте проповедь, вышивайте.

Фыркнув, она тянется за злосчастной ночной рубашкой и надевает ее, к моему большому разочарованию, не оставив ни дюйма нагой кожи.

– Без одежды вы выглядите гораздо лучше. Пожалуй, прикажу вам ходить дома голой.

Она снова фыркает: – Это очень оживит утренний прием визитеров.

– Куда вы?

Она обходит кровать и надевает мой халат. Жаль, что я не могу до нее дотянуться.