Счастливые бывшим не пишут

Ехать на работу было рано (в выходной день всем хотелось поспать), я вернулась домой и, убирая обратно в шкаф альбомы, нашла то фото, что так разозлило Марка.

Нет, он был там не маленький беспризорник с писькой наголо. Он был там с девушкой. Молодой, счастливый, Марк обнимал какую-то блондинку, глядя в чуть поднятую над головой камеру, чтобы в кадр попал… Медный всадник?! Он… Я села на диван.

Я столько раз звала Марка в Питер. Но он наотрез отказывался, говорил, что лучше десять раз слетает в Египет, чем один раз в Петербург. Ему не нравится там всё. Это не его город.

Я смеялась, что он его просто раздражает, как любого высокомерного москвича. Но может, у него были причины? Как у меня не есть мороженое и обходить ту лавочку в парке?

Мы никогда не обсуждали с ним бывших: я ничего не рассказывала про Беккера, он не говорил о своих девушках. Но мы познакомились в его двадцать семь. И он не с монастыря приехал, год прожил в Барселоне.

Я полезла на его страницу. Там было несколько школьных фото, потом универ, какие-то пьянки, гонки, концерты, фестивали, а потом до Барселоны всё вычищено. Года за полтора.

Ну а потом пошла я. И наши с ним селфи, поездки и прочие снимки.

К десяти я приехала на работу.

В выходной день с утра в офисе «Брендманна» почти никого не было.

Приехали мы с Юлькой, художник, пиарщик, технический специалист — обсудить наше мероприятие, ну и ещё редкие сотрудники, приехавшие по своим нуждам.

Макс на связь пока так и не вышел, и снова был не в сети.

Но мне не давали покоя фотографии.

И пока ждала Юльку (та пошла за кофе), я зашла и на его страницу.

Сначала с телефона. Потом открыла на большом экране на рабочем компе.

Эфес. Вот где я видела совсем недавно древний город. Рассвет над руинами.

Когда Максимус мне только написал, я как-то вскользь подумала, что его профиль словно про меня. И вид на Босфор, и клевер, и офис Серкана Болата. Я ничего не знала только про Эфес. Обратила внимание на Стамбул. Но уже тогда разволновалась, ощутив какое-то смутное предчувствие, словно встретила любовь с первого взгляда.

Новую любовь. Или всё же старую?

Клевер, Эфес, Стамбул. Я рассматривала фотографии на большом экране.

И вдруг увидела… себя.

Чёрт бы тебя побрал, Марк! Да чтоб тебя!

Офис Серкана мы снимали через стекло с улицы. Сначала я, потом Марк, а я отошла за колонну.

В отражении стекла — себя у колонны я и разглядела.

Марк изгалялся, чтобы он в объектив не попал. Он и не попал, но я, чёрт побери, попала.

Ах ты засранец!

— Чему улыбаетесь? — принесла Юля кофе.

— Как там я тебе сказала: надо внимательнее читать анкету? — я закрыла страницу. — Так вот, надо внимательнее читать анкету.

Марк был вне зоны доступа (летел в Стамбул). И Максимус тоже был не в сети.

И я точно знала, почему Марк не сказал, что напишет. Потому что мне напишет Макс.

64

— Ну что, за работу? — спросила я, когда все собрались.

— Итак, мы делаем стенд на одном из светских мероприятий, — начал пиарщик.

— Там наша целевая аудитория, — ответила я.

И дальше объяснила, как я это вижу. Земля, обнесённая изящным заборчиком. Изумрудная трава. Подсолнухи на хрен, они попахивают деревней. А у нас Лазурный берег, то есть «Высокий берег» (Иван не согласился на «изумрудный», но и «высокий» в нашу концепцию вписывался) альпийский луг, настоящая зелёная лужайка.

— Под всей этой красотой монтируем куски настоящих труб, канализацию, ливнёвку, силовые кабели, проводим свет, интернет, все коммуникации, — я выдохнула. — Но всё это скучно, поэтому вносим эмоциональный элемент.

— Корову, — засмеялась художник. — Альпийский луг, простите, я увидела бурёнку.

— Нет, — улыбнулась я. — Но ты мыслишь в правильном направлении. Нам нужны овечки. Хорошенькие, беленькие, миленькие овечки. Живые. Настоящие.

— Ну, моя задача понятна, — развёл руками пиарщик, — будет у вас стенд и место для лужайки.

— Моя тоже, — ответил техник. — Я свяжусь с Иваном и делаем конструкции.

— С меня фото, проспект, оформление и прочие красивые картинки, — сказала художник.

— А нам с тобой надо найти овечек, — повернулась я к Юле.

«Если бы я знала, как трудно в Москве найти белую овцу, честное слово, я бы придумала что-нибудь другое», — написала я Максу несколько дней спустя.

То есть Марку, конечно. В чём я почти не сомневалась, но всё же «почти».

«Мы объездили всё: фермы, питомники, компании поставки племенного скота. Видели дорперов и мериносов. Овец рыжих, кучерявых, карликовых, с чёрной головой. Проехались по всем шашлычкам. Они НЕ белые. Они, сука страшные, как смертный грех. Серые, жёлтые, пегие — какие угодно, но не белые. И какие угодно, но не милые» — написала я.