Счастливые сестры Тосканы

– Ну да. Рискнула, взяв в банке кредит на солидную сумму. Если бы не Поппи, ее отец с матерью были бы вынуждены переехать к родственникам. А благодаря младшей дочери они смогли до самой смерти жить в этом доме.

Я часто моргаю и все никак не могу взять в толк:

– Значит, она с ним помирилась?

Гэйб кивает:

– И даже наняла сиделку, которая ухаживала за престарелым синьором Фонтаной.

Интересно, а бабушка Роза и дядя Дольфи знали, что Поппи спасла их родителей, когда те могли оказаться на улице? Я снова смотрю на опускающиеся каскадом поля, но в этот раз уже иными глазами. Теперь я представляю, как Альберто и Бруно работают в поле, а Роза приносит им обед. А этот прекрасный сад? Похоже, он сохранился в неизменном виде: тут все как было еще при моей прабабушке, синьоре Фонтана. Но ведь этот дом, кроме всего прочего, хранит ужасные воспоминания, воспоминания о том, что невозможно простить. Именно здесь отец строго-настрого запретил Поппи встречаться с Рико, прогнав ее возлюбленного. Почему она сейчас решила сюда вернуться?

Мы входим в кухню, точно так же вошел сюда Рико в то роковое воскресенье. Пол, наверняка из оригинального камня, блестит, как отполированный. Стены облицованы яркой красной и желтой кафельной плиткой. Двухконфорочная газовая плита, холодильник «Сабзиро» и стильные светильники создают в кухне современную атмосферу, но я все равно так и вижу, как моя прабабка стоит возле старой плиты и предупреждает Поппи и Рико о том, что они совершают большую ошибку. Меня даже в дрожь бросает.

– Сюда, – говорит Гэйб.

Проходим через арочный проем в гостиную. Комната просторная, высокий потолок поддерживают массивные, грубо оструганные балки, в углу – сложенный из камня камин. На одной стене висят современные, написанные маслом картины, а противоположная от пола до потолка заставлена книжными полками. Кожаная мебель и ковры внахлест на полу создают уютную атмосферу, которой, я полагаю, в пятидесятые годы прошлого века здесь и не пахло. Возле камина – кресло. Я представляю, как в тот день в нем сидел отец Поппи и как он встал, когда в доме появился Рико.

Я слышу чьи-то шаги, оборачиваюсь и охаю, увидев, как в комнату медленно входит Поппи. Сейчас она выглядит как жалкая пародия на ту энергичную женщину, которая без предупреждения появилась на экране моего смартфона два месяца назад. Плечи у нее поникли, под глазами темно-синие круги.

– Spettacolare![48] – Поппи оглядывает гостиную, обращает внимание на современную живопись и предметы антиквариата. – Этот старый дом выглядит meraviglioso[49], Габриэле. – Она поправляет парик. – Чего обо мне в данный момент не скажешь.

Тетя смеется, а я не в силах даже улыбнуться. Как можно восторгаться и радоваться, вернувшись в дом, где тебя предали, и так цепляться за тело, которое тебя подводит?

Поппи настаивает на том, чтобы мы поднялись в ее бывшую комнатку под самой крышей. Там следующие три дня будем ночевать мы с Люси. Гэйб открывает скрипучую дверь, и мы все вчетвером проходим в тесную спальню. Слева – крохотная ванная, ее, наверное, только недавно оборудовали. Дощатый пол за долгие годы истерся до блеска, но разноцветные коврики на полу поднимают настроение. Между двумя одинаковыми кроватями небольшое окно в старом переплете: оно пропускает в комнату свежий воздух и солнечный свет. Я представляю, как Поппи и Роза смотрят в это окошко на небо, загадывают желание, увидев падающую звезду, и делятся своими девичьими секретами.

Тетя молча оглядывает помещение, а потом просто разворачивается и выходит из комнаты.

Мы оставляем наверху свои чемоданы и спускаемся следом за ней.

Гэйб, придерживая тетю под руку, доводит ее до комнаты на первом этаже. Это помещение, декорированное в ярко-оранжевых тонах, он называет «номер Поппи». В вазе на прикроватном столике – свежие полевые цветы. На полу из керамической плитки – ковер из сизаля. На белом пуховом одеяле – разноцветные подушки. Идеальная комната для моей неординарной тетушки.

Поппи целует Габриэле в обе щеки:

– Grazie.

Она садится на край кровати и устало вздыхает.

– Ужин в восемь, – говорит Гэйб. – Тебе что-нибудь принести? Чашечку чая?

Поппи смотрит на Люси, на Габриэле, на меня и отвечает:

– У меня все есть, и больше мне ничего не нужно.

Я жду, пока голоса Люси и Гэйба не стихнут в коридоре, потом помогаю тете снять туфли и спрашиваю:

– Поппи, я не понимаю, почему ты выкупила этот дом для своего отца? Он ведь хотел разрушить твою жизнь.

Тетя снимает парик и берет с прикроватного столика бутылку с водой.

– А для чего еще нужна семья? Мы должны помогать друг другу. – Она показывает на свою сумочку. – Дай мне лекарство, оно в боковом кармашке.

Я достаю из сумки пузырек и успеваю прочитать предупреждение на этикетке: «Осторожно: влияет на способность к вождению автотранспорта и управлению механизмами».

Мне становится не по себе, я вытряхиваю красную капсулу на ладонь и передаю ее Поппи.

– А твой отец потом хотя бы попросил у тебя прощения? Или, может, мама?