— Харе орать. — Лесоруба больно пнул вползший в палатку Джаззи. — Весь лагерь на уши поднимешь! Ночь на дворе!
— Твою мать! — взвыл Гезеш. — Какого!..
— Тихо! — процедил шут. — Сон дурной?
Лесоруб простонал от отчаяния. Роль... Какая у него роль в этом сумасшедшем спектакле?
— Мне прошлое снилось. Фурмагар, — просипел он. — А ты разбудил, когда мне начали говорить, что я должен сделать...
— Ты еще на осенних листьях погадай, — фыркнул Джаззи. — Тоже помогает.
— Это было. Я помню, — раздраженно пробормотал Гезеш и вымученно улыбнулся. — А я был женат...
— Ого! — осклабился заинтересовавшийся шут. — Красивая?
— Да нет, — кузнец с трудом вспомнил черты супруги. — Я ее даже не любил... Странно, да?
— Ничего странного, — хмыкнул Джаззи, сел на полпалатки и нетерпеливо кивнул, — рассказывай давай.
— Не буду. — Гезеш откинулся на спину, судорожно вспоминая. Как топором обрубило. Все помнится в четких деталях, а вот слова Лика (это точно был он) вылетели из головы напрочь. — Нечего...
— Ну, как знаешь. — Шут тяжело вздохнул и пополз наружу. — Выходи, если что — мы у костра.
— Угу...
Едва друг отошел от палатки, Гезеш тихо прошептал:
— Это ты, да?
«Прогресс!» — немедленно отозвался Лик.
— Какая моя роль?!
«Не время», — ехидно сообщил голос, преследующий Лесоруба с Черной Стены.
— А когда оно придет?
«Когда придет — ты узнаешь, не волнуйся!» — утешил его невидимка.
— Почему не подошла Малия?
«Кто?»
— Моя жена...
«Такие люди вообще не способны измениться. Ни единого шанса. С большей вероятностью рыба зачирикает в ветвях...»
— Кто ты? Один из Творцов?
«Ты не поймешь. Никто из людей не поймет, кто я. Я даже объяснять не стану, бесполезно. Но можешь считать меня Творцом, я не против, мне даже приятно».
— Зачем тебе все это?!
«Время очищения. Катарсис, Гезеш. Фурмагар должен был искупить грехи людей. Кто же виноват, что вы все отказались?»
— Не понимаю...
«Никто и не заставляет» — равнодушно заметил Лик.
— Объясни!
Молчание.
— Объясни!!!
Тишина. Голос опять пропал.
— Будь ты проклят!
«Спи давай».
И Лесоруб провалился в небытие без снов и видений.
До самого утра.
— Завтра с утра выходите, — разбудил его разговор за стенами палатки. — До Урочища пойдете вместе стремя десятками Мечей. Дальше сами.
Говорил Гнев. Устало так, равнодушно. Деловито.
— В лучшем виде, брат, — профырчал Тьма. — Доведем куда надо без проблем.
— С вами Карна пойдет, держать связь через нее будете.
— Кто такая?
— Узнаешь. Доверять ей можно так же, как и мне...
— Понял.
— Тогда вроде все...
— Как думаешь, — рыкнул мадрал, — сколько времени вы еще тут проторчите?
— Месяц, не меньше. Скорее всего — дольше просидим. Большая часть Диких на подходе, но... Короче — время у вас есть. Можете не торопиться.
Они замолчали, а Гезеш старался не упустить ни звука. Он чувствовал напряжение между друзьями.
— Хоть какой-то шанс есть? — вдруг спросил Тьма.
Горящий некоторое время молчал, а потом неохотно ответил:
— За шансами к Надежде. Он уже победу празднует. А я ничего точного сказать не могу...
— Ладно, брат. Творцы глядят на нас!
— И злорадно хохочут!
— Возможно, — весело фыркнул мадрал. — Попрощаться с ребятами зайдешь?
— Вечером загляну.
— Ну, давай тогда!
— Удачи!
Все вокруг хотят лишь одного, а тот, кто обязан осуществить их желание — никак не мог вспомнить что ему необходимо сделать. И это совершенно не смешно!
Гезеш привычно уставился в потолок палатки и тоскливо вздохнул. Почему проклятый выбор пал именно на него? За что? Да, может, он вел себя не очень праведно. Сейчас-то он помнил... И бракованный доспех купцам сплавлял, особенно любил нагревать одного толстого дундэйлца, что исправно приезжал за фурмагарской броней. Как его звали? Нет в голове имени, не крутится на языке. И жене изменял...
Гезеш вспомнил черные глаза девушки, с которой коротал редкие часы, когда на кузне останавливалась работа. Ее дом стоял на окраине, совсем близко к грохочущей и дымящейся мастерской. Подмастерье постоянно выдергивал Лесоруба из объятий красавицы, имя которой он тоже не мог вспомнить. О романе знал весь город, кроме Малии. Впрочем, наверняка в Фурмагаре обсуждали и любовника его жены (он должен был быть, иначе стыдно за себя становилось), а Гезеш ничего такого не слышал.
Да и что говорить, в жизни простого кузнеца до Безумия нашлась бы тысяча причин, за что его стоило покарать. Но так поступали ВСЕ! Это — обычное дело. Почему именно он?