Счастливый день везучего человека

Подходить к толпе было страшно: у двери трещали кости. Шла борьба за право ворваться в магазин. Боролись здоровенные красномордые мужики и хлипкие старики, из которых уже сыпался песок. Борьба была, ясное дело, неравной. Стонали старухи, у которых шансов добраться до заветной двери и вовсе не было никаких. Прилавок контролировали местные ханыги. Они прибывали целыми партиями и действовали сплоченно с хорошо отработанной за годы борьбы с алкоголизмом тактикой. С молодеческим кличем «и-э-э-х, твою мать!» они проталкивали человеческую пробку, закрывающую дверной проем. Вход в следующие мгновенья снова забивался, и снова круговорот возникал у дверей с прежней силой.

— Что ж вы делаете, изверги! — визжала старуха, пытаясь немощной костлявой схватить за рукав «варенки» кого-то.

Были и такие, кто бился молча, потея, хрипя, кровоточа, по миллиметру продвигаясь к цели.

А в нескольких шагах от этой толчеи стояли некие личности, своим спокойствием являя разительный контраст агонизирующей людской массе. Они разливали популярный среди потребителей «Агдам» по стаканам, а то и просто прикладывались к бутылке. На бьющихся у магазина они посматривали свысока и даже презрительно, а по большей части просто не видели их, занятые обсуждением своих дел.

— Пойдем отсюда, — грустно молвила Она. — Поехали домой.

— Да, пожалуй, здесь не светит. Бормоту дают, шахтеры гуляют. А кстати, смотри, кроме бормотухи кое-кто выносит и хорошее вино. Венгерское, сухое. Да еще с медалями… Лучшего для наших широт и не придумаешь. Но стоять здесь — безнадега. И где же милиция? Похоже, она здесь упразднена. А зря. Скажем даже, жаль…

— Интересуемся?

Спортивного вида парень возник ниоткуда.

— Могу поспособствовать. — Он тряхнул большой сумкой на длинном ремне. Характерный звук не оставлял сомнения, что это подали в ответ на встряхивание бутылки, и отнюдь не пустые.

— Интересуемся. — Он, только что констатировавший полную безнадежность и бесперспективность дальнейшего пребывания здесь, проявил интерес неподдельный.

— Что сдать? Водка, коньяк, «сухарики»…

— А вот это есть? Венгерское?

Бутылки перекочевали из сумки в карманы. Деньги — обратным порядком. Продавец исчез в никуда.

— Вот так. Мафия бессмертна. Пять рублей он заработал за тридцать секунд. Но где же нам это пить?..

* * *

В сквере было совсем пусто и голо. Пахло прелой листвой. Этот запах почему-то напоминал отдаленно запах хереса. На кустах сидели какие-то хмурые, видимо, далеко не перелетные птицы. Задувал ветерок, не ласковый, а уж зимний, колючий.

Она полуприсела на спинку скамейки, глубоко засунув руки в карманы. Он извлек бутылку и взвесил на руке.

— Ну и что, ты собираешься пить из горлышка?

— А почему бы и нет? Такое вино можно пить из горлышка. — «Оласризлинг», — прочел он на этикетке. — Вот тут и перевод есть: «Итальянский рислинг». Итальянский рислинг венгерского разлива. Звучит неплохо.

— Итальянцы пьют кьянти. Никогда не пробовала кьянти.

Он сорвал золотинку с горлышка. Под ней оказалась прозрачная пластиковая пробка.

— Так. А как же ее вытащить?

— Зубами. Зубками.

— Я никогда не пробовал одеколона. И никогда не открывал бутылок зубами. Даже в ранней молодости. И этим я горжусь.

Он достал из кармана ключи и стал колдовать с пробкой.

— Смотри! — вдруг встрепенулась Она.

— Ого! — он спрятал бутылку. — Оказывается, милиция существует в природе и, в частности, в этих краях. И «меня бережет». А если точнее, то пасет…

По улице мимо ограды сквера, чугунной, установленной, видимо, еще в те достопамятные времена, медленно-медленно передвигался неказистый фургон, имевший некогда кремовый цвет. Полуистершийся красный крест и надпись «спецмедслужба» людям искушенным говорили многое.

— Пошли-ка отсюда, пока нас не забрали вместе с твоим «чинзано».

— У нашей милиции есть тенденция беречь граждан, когда ее об этом никто не просит…

Они вышли из сквера.

— Черт возьми! — произнес он с чувством. — Неужели где-то еще, в какой-то стране тоже разъезжают такие вот дилижансы? Это только у нас могли додуматься…

Теперь они шли по старой части города, застроенной частными одноэтажными домами. По улице бродили собаки, поджав хвосты.

Минут через десять они оказались на окраине. От быстрой ходьбы оба согрелись, стало даже немного жарко.

— Давай присядем.

— Присядем.

Между сараем и голубятней были уложены невысоким штабелем старые бревна. Устраиваясь на бревне, он оглянулся:

— Тут нам уже никто не страшен…

Она пристроилась на бревне рядом.

Впервые за весь день выглянуло солнце и приласкало их.

Через решетку на них подозрительно смотрели белые голуби.

— Голуби за решеткой. Ты не усматриваешь в этом некоего символа.

— Лучше бы такого рода символы не имели к нам отношения…

Он достал из кармана бутылку.

— До чего венгры докатились: затыкают бутылки с хорошим вином такими вот дурацкими пробками. Совершенно несъедобная химия. И которая, в то же время, не гниет, не поддается разложению и переживет нас. Вот болгары — те на высоте. Или арабы там… Они даже винный уксус закрывают самой настоящей пробкой…