Счастливый Кит. Повесть о Сергее Степняке-Кравчинском

Среди русских эмигрантов, рассеянных в Европе и Америке, существовало множество кружков и течений, так же как и среди либеральных кругов в России, но большинство из них были готовы поддержать мысль о созыве всенародного и полномочного парламента — земского собора. Однако осуществление идеи невозможно.

Но если нельзя созвать в деспотической, разоряющейся стране земский собор, то можно создать газету «Земский собор», которая вместит в себя мнения всех оппозиционных сил в России и за границей. Издавать газету должен был Фонд вольной русской прессы. В ней дали согласие сотрудничать русские и английские писатели и публицисты, Плеханов, по-прежнему живший в Швейцарии, Георг Брандес — датский литературовед и публицист, Лафарг и многие другие. Предполагалось широко освещать наболевшие вопросы русской общественной жизни, проблемы русского и международного революционного движения. Надеялись, что впервые предприятие Вольного фонда будет поставлено на широкую ногу. Русские либералы обещали газете субсидию в десять — двенадцать тысяч ежемесячно.

После ошеломившего его разговора с Гуденкой в харчевне у моста Ватерлоо жизнь его как бы раздвоилась. Теперь это была не прежняя ностальгия, где милые сердцу воспоминания о бурной юности перемежались со смутным ощущением невольной вины перед товарищами. Теперь эта вина как бы выкристаллизовалась и не давала забыть о себе.

Что же двигало Оболешевым, этим хилым, слабогрудым, тихим юношей, во время двухлетнего запирательства в доме предварительного заключения? Желание навсегда похоронить имя убийцы Мезенцева? Дать ему время скрыться, а затем снова ввергнуться в очередное предприятие? А может, просто предоставить ему возможность выжить, существовать, наслаждаться жизнью? Умереть в Трубецком бастионе, чтобы тот, другой, почти незнакомый, счастливый, удачливый, мог радоваться солнцу, ветру, любимой женщине, любимой работе, любимым друзьям, своим успехам?..

Он пытался бороться с собой. К черту рефлексию! Все это домыслы подлого Гуденки. Он просто хотел во что бы то ни стало отомстить за свой провал и чутьем угадал уязвимое место. Все могло быть иначе. Меняются времена, меняются поколения, меняется поведение людей.

Услужливая память подсказывала долгие ночные беседы с Короленко, приезжавшим в Лондон. Это были даже не беседы — размышления писателя вслух. Находившись за день по лондонским улицам, паркам, дворцам, музеям, пытаясь вникнуть в чуждую, еще недоступную жизнь, к вечеру придя к Степняку, он говорил о России, вспоминал годы ссылки. Слушая его рассказы о случайных встречах в пересыльных тюрьмах, на этапе, Степняк думал тогда о том, что нет неинтересных людей. Неинтересны только те, кому ничто не интересно. Рассказывал Короленко и о новом типе молодежи, появившемся в начале восьмидесятых годов. Среди них был и некий Петя Попон неказистый, белобрысый курносый мальчик с неотразимым чувством юмора и детской отвагой. Его припутали в свое время к делу, связанному с убийством провокатора Рейнштейна. По этому делу была создана специальная комиссия. Расследованием занимались высокие чины, и один из подследственных молодых людей не то чтобы оказался предателем, но счел своим долгом дать самые откровенные показания и таким образом впутал в дело и правых и виноватых. Когда Попову предъявили на комиссии протокол этих показаний и потребовали чистосердечных признаний, он ответил, что еще не выработал твердых политических взглядов, но со школьной скамьи питает глубокое отвращение к доносам. Пытка допросами продолжалась больше года, но из Попова так и не исторгли оговора товарищей.

Другой такой же юный участник одного петербургского революционного кружка, Швецов, когда в Питере начались аресты, был отправлен в Тифлис — переждать опасное время. Там он немедля вошел в кружок князя Орбелиани и был вскоре арестован и посажен в Метехскую крепость. Однажды в его камеру вошел картинно красивый офицер в черкеске с газырями и белой папахе. По-хозяйски небрежно бросил на стол папаху и сказал:

— Молодой человек, вы попали в опасную компанию, вам грозит длительное заточение. Но вы можете изменить свою участь, если расскажете все, что знаете о князе Орбелиани и о всех причастных к его кружку.

Швецов был вспыльчив. Он заорал:

— Возьмите свою папаху и убирайтесь вон! И никогда не являйтесь к честным людям с подлыми предложениями!

Офицер в белой папахе оказался великим князем Михаилом Николаевичем, а Швецов очутился в карцере, в Метехском подземелье, откуда вышел через неделю с гнойным плевритом.