Счастливый покойник

– Что?! – Кутилин схватился за голову. – О чем вы говорите?! Вы сошли с ума?! Старуха Астафьева скончалась естественной смертью. Точнее, не совсем естественной. Но это не было убийством!

– Как сказать, – покачал головой Колбовский. – Если старого человека со слабым сердцем намеренно напугать, то очень велика вероятность, что его жизнь мгновенно оборвется. И это, конечно же, убийство.

– Нет, нет и еще раз нет! – закричал Кутилин. – Прекратите мутить воду! Все это не более чем ваши домыслы! Ульяна Гривова призналась в убийстве отца. Точка!

Феликс Янович скорбно помолчал. Затем встал.

– Если бы я был азартным человеком, – сдержанно начал он, – то заключил бы с вами пари, что завтра в убийстве сознается еще один человек.

– Кто же это? – удивился Кутилин.

– Павел Щеглов, – ответил Колбовский. – Едва он узнает о признании Ульяны, как вы получите еще одну подробную, продуманную версию убийства. Но совершенного уже его руками. А потом эти двое будут тянуть одеяло на себя, стараясь выгородить другого. Надеюсь, вы сумеете с этим разобраться. А сейчас прошу меня простить!

Отвесив короткий вежливый поклон, Феликс Янович покинул кабинет урядника.

⁂

Воскресное утро дало о себе знать праздничным звоном колоколов на церкви Святых Петра и Павла. Самой церкви из окон не было видно – она утопала в густом молочном тумане, опустившемся на город после рассвета. Феликс Янович проснулся в отвратительном настроении, чувствуя растерянность и бессилие, которые не навещали его уже много лет. Он долго лежал в постели, не чувствуя ни желания, ни сил сбросить одеяло. Сейчас только эти мягкие ватные объятья казались ему защитой от сумрачного и холодного ноябрьского мира. В доме было холодно: Авдотья, как обычно, экономила на дровах и до первых морозов топила печь только на кухне. Феликс Янович с тоской подумал, что надо бы приструнить ее и настоять на том, чтобы хотя бы вечером и утром спальня тоже протапливалась. Еще с гимназических времен для Колбовского не было ничего более мучительного, чем выползать из-под теплого одеяла в холодную комнату, нащупывать на ледяном полу такие же ледяные башмаки и торопливо бежать к умывальнику, где вода опять же всегда, кроме летних дней, была студеной как из колодца. Вот эти холодные утра были его проклятьем. Он втайне завидовал тем сверстникам, которые гордились своей закалкой и рассказывали о холодных обтираниях и о том, как спят под тонким пледом. Сам Колбовский был неженкой – только теплая постель и горячий чай примеряли его с долгими русскими холодами. Он не раз, особенно десять лет назад, подумывал перебраться в Европу, в какую-нибудь страну с более мягким климатом. Но так и не придумал себе достойного занятия, которое давало бы там в равной степени финансовую обеспеченность и душевный покой. Российское почтовое дело пока отвечало и тому, и другому.

Колбовский подумывал – не провести ли в постели весь день? Но в это время раздался громкий, неприятно-требовательный стук в дверь. Феликс Янович прислушался. Стук повторился, и за ним последовали неторопливые шаги Авдотьи. А затем дом огласился знакомым недовольным басом:

– Ну и где он? Спит еще?! Мне бы так поспать! Не ворчи, я в гостиной обожду. А ты иди, разбуди его. А я сказал – разбуди!

Когда Феликс Янович вышел в конечно же нетопленую гостиную, Авдотья как раз ставила на стол самовар, а раздраженный и опухший от бессонницы Кутилин разглядывал свою физиономию в овале настенного зеркала.

– Как спалось? – буркнул он, не поворачиваясь. – Мне вот никак, по вашей милости. Вы как в воду глядели!

– Павел Щеглов признался в убийстве? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Колбовский.

– Да, все, как вы сказали, – Кутилин вздохнул. – Ерунда какая-то выходит. Как теперь разобрать – кто из них враки рассказывает?

– Оба, – твердо сказал Колбовский.

– Может, вы и правы, – Кутилин вздохнул. – Но дальше-то что делать будем?

Колбовский почувствовал, что от этой фразы «что делать будем» словно бы тепло разлилось по всему его окоченевшему телу. Он понял, что дело не в туманном сыром утре, хотя оно уже тоже давало о себе знать ноющими суставами. Но в первую очередь его лишало тепла недоверие и разлад с тем, кого привык уважать и ценить. Еще один факт в копилку наблюдений о том, как тесно переплетено душевное и физическое в человеческой природе.

– Думаю, нужно доподлинно выяснить все насчет завещания, – сказал он, садясь за стол и беря чашку. – А вы присаживайтесь, Петр Осипович, в ногах правды нет. За чайком все и обсудим.

⁂

Очень скоро Коломна гудела от свежей порции невероятных слухов, которые разлетелись по городу еще до наступления воскресного вечера. Гостиным и курильным комнатам было что обсудить. Несмотря на признание в убийстве, урядник Петр Осипович Кутилин отпустил из-под ареста обоих обвиняемых – Ульяну Гривову и Павла Щеглова. Возмущенной общественности было сказано, что оба обвиняемых остаются под подозрением и наблюдением полиции. Но, мол, в данный момент появились новые загадочные обстоятельства, которые потребовали дополнительного расследования.