Мужчина шел следом за Ульяной, с каждым шагом приближаясь к ней со спины. Когда расстояние между ним и девушкой уменьшилось до пары шагов, он сунул руку в карман. Затем бросил вокруг быстрый вороватый взгляд, вынул руку и одним резким движением ударил Ульяну по голове увесистым кистенем на кожаном шнуре. Раздался короткий тихий возглас, и девушка как подкошенная упала на землю. Нападавший встал над ней, приглядываясь. Фигура зашевелилась, и убийца поднял руку, чтобы ударить еще раз. Но в это время позади него раздался громкий свист – из ворот дома скорняка Филиппова выскочил десятский.
Выругавшись сквозь зубы, убийца метнулся назад к переулку. Однако оттуда ему навстречу уже бежал взбешенный Петр Осипович Кутилин. Убийца бросился вперед, но в это время лежащая на земле Ульяна резким движением выбросила ногу, и, споткнувшись, тот полетел вниз, прямо на каменную, промороженную ноябрьскую землю.
В земской больнице пахло спиртом, ржаным хлебом и чистыми деревянными полами. Медсестры только что закончили разносить ужин больным и теперь неодобрительно поглядывали на толпящихся в тесном корридоре урядников.
– Сказано вам – идите отседова! – сестра милосердия и акушерка Наталья Степановна Бельская напустилась на смущенных служителей закона. – Операция только началась!
– А долго идти будет? – насупленно спросил один из урядников. – А то мы подождем.
– Может, и долго, – отрезала Наталья Степановна. – Нечего вам здесь делать! Грязь только разносите!
Урядники, покоряясь ее грозному взгляду, вышли на улицу. Однако, несмотря на холод, пробирающийся под шинели, они продолжали топтаться у крыльца, курить и ругать на чем свет стоит – осень, проклятое семейство Гривовых и начальника почты Феликса Яновича Колбовского.
Впрочем, сам Колбовский ругал себя не меньше. Вместе с Кутилиным он ожидал окончания операции в кабинете главного врача Артамонова. Но, в отличие от урядника, Феликс Янович не сидел утомленно на кушетке, а нервно ходил от стены к стене, ломая пальцы и безнадежно пытаясь успокоиться.
– Я так виноват! – в очередной раз повторил он, качая головой. – Я виноват более, чем кто-либо!
– Да бросьте вы, батенька, – поморщился утомленный Кутилин. – Все будет хорошо.
– Нельзя рисковать человеческой жизнью даже ради поимки преступника, – сказал Колбовский.
– Можно! – внезапно рявкнул Кутилин и стукнул кулаком по столу. – Можно и нужно, Феликс Янович. Вся наша работа – это риск! Даже трубочисты рискуют жизнью, когда лезут в дымоход! А мы тем более.
От этого вскрика Феликс Янович немного пришел в себя.
– Да, возможно, вы правы, – немного потерянно сказал он. – Но меня ужасает мысль, что дело могло закончиться еще одной смертью.
– Эх, Феликс Янович, вы бы лучше подумали о том, что благодаря вам мы поймали этого мерзавца! А так бы прикончил сестру и жил себе припеваючи!
– Да, Федор Гривов – редкий тип человека, у которого, похоже, нет даже зачатков совести, – вздохнул Колбовский.
– Достойный сын своего отца, – буркнул Кутилин. – Но вы мне объясните – почему он хотел ее убить?! Она же всю вину и так на себя взяла!
– А вот это и есть та ловушка, в которую он попался. Ловушка его собственной природы, – начал было Колбовский, но закончить не успел.
В это время дверь кабинета распахнулась, и туда вихрем влетела бледная как луна Варвара Власовна.
– Где она?! Где Уленька?!
Феликс Янович впервые видел Варвару Власовну в таком отчаянье.
– Это я виновата, я!!! – та ломала руки, повторяя недавние слова почтмейстера. – Нельзя было выпускать ее из дома!
– Слишком много виновных, – буркнул Кутилин. – То ни одного, то сразу куча.
– Она выживет?! – вдова смотрела на них мутными от слез глазами. – Феликс Янович, скажите правду! Она выживет?
– Успокойтесь, пожалуйста, – при виде смятения Гривовой начальник почты быстро взял себя в руки. – Ваша племянница совершенно точно выживет. Обещаю вам!
Он перевел взгляд на Кутилина, надеясь, что тот как должностное лицо сможет дать более весомые объяснения. Тот откашлялся и уже набрал в грудь воздуха, чтобы все пояснить, но в это время в коридоре раздался дикий крик. А вслед за ним – женский визг, вопли и шум. Все трое выскочили в коридор.
Здесь меж дверей в палаты, расхристанный и краснорожий, как забулдыга на сельском празднике, метался Федор Гривов.
– Не подходи! Убью! – рычал он, размахивая увесистым табуретом.
– Черт! Говорил я, надо было сразу в тюремный замок везти! – Кутилин аж зубами скрипнул с досады.