Я зашла в темную тесную прихожую. Зажгла свет, поднялась на второй этаж. За дверью милорда Швангау было тихо. Свет тоже не выбивался. Куда же он отправился после приема?
Потом я услышала звяканье. За дверью что-то явно наливали. И, судя по тому, какой настрой я видела во дворце, было не трудно догадаться, что именно.
Неожиданно для себя я постучала к нему.
— Рене? — хрипло отозвались оттуда.
— Как вы?
— Замечательно. Но совсем не пригоден для общения.
— Я беспокоюсь…
— Не надо, — теперь в голосе была ядовитая насмешка. — Я на четвертом месте по магической силе в нашей благословенной империи. Хотя — нет, на третьем. Юного наследника Брэндона я сделаю. И, как мы сегодня выяснили, я даже герцог, с которого великодушно сняли опалу. Так что беспокоиться обо мне не нужно. И жалеть меня тоже не стоит.
Ну что же — пожала плечами. И отошла от двери.
Не хочет говорить — его право. В конце концов — я ему никто. Даже не любовница.
Дверь в его комнату резко распахнулась в тот момент, когда я собиралась закрыть за собой свою.
— Прости. Не уходи, — милорд Швангау выглядел плохо. Он был сильно пьян, очень расстроен и мало одет. Брюки, расстегнутая рубашка.
Он него веяло такой безнадежностью, таким отчаяньем.
— Может, вам успокоительного дать? — предложила я.
— Уже принял, — пьяно кивнул он. — Много. Только не помогает. Все помню. Все осознаю. Жаль.
— Тогда вам надо улечься спать. Завтра будет день — и…
— Спать… — он посмотрел на меня, усмехнулся. Потом резко бросил. — Простите.
И ушел, прикрыв за собой дверь спальни.
Вздохнула. И закрыла, наконец, свою.
Долго возилась, расстегивая крючки на спине платья. Потом расшнуровывала корсет — это то еще удовольствие — рукам вообще под таким углом гнуться противопоказано. На мгновение задержала взгляд в зеркале, прежде чем разбирать прическу и снимать обруч с головы — настолько было прекрасно отражение незнакомки…
Но это все равно была не я.
Поэтому, вздохнув, стала вытаскивать многочисленные шпильки. Сняла обруч. Помотала головой — все-таки устала от высокой прически. Непривычно.
Надела домашнее платье — специально брала из своего домика удобное — и стала копаться в своем новом саквояже. Я его купила взамен того, что был уничтожен вместе с моей квартиркой. И уж набила всякими полезными колбочками, мешочками с травами и баночками. Хорошо еще, что большие запасы были в моей лаборатории.
Выбрав все то, что мне понадобится для того, чтобы сварить зелье от похмелья, отправилась на кухню. Милорд Швангау глупец — это бесспорно, но завтра с утра я существенно облегчу его жизнь.
Ложка сушеных цветков ложного хмеля, столько же сонной горюхи. Щепотка истолченных листьев амры. Заварить крутым кипятком. Пока надо найти кувшинчик, куда я налью чудодейственный напиток.
— Рене? И вам не спится? — раздался хриплый голос милорда Швангау.
Я обернулась. Милорд. Растрепанный, с влажными волосами. Но рубашка на этот раз застегнута — и на том спасибо.
— Я вас…не обидел? — продолжил он обеспокоено.
— Нет. Слушайте, а может вы знаете… У вас на кухне есть глиняный кувшин?
— Зачем вам глиняный кувшин в два часа ночи?
— Понимаете, средство от похмелья надо хранить именно в такой посуде. Иначе нельзя.
— Так вы решили меня спасти, — хмуро проворчал он.
— Я — прежде всего целитель.
Он подошел к одному из буфетов, открыл верхнюю полку, достал кувшин — точь-в-точь в такие мы и наливали волшебную жидкость, если делали в лаборатории. И протянул мне.
— Учитель Ирвин выручал? — рассмеялась я.
— Было дело, — поморщился он.
Я улыбнулась, выключила огонь. Засекла время, нужное травам, чтобы настояться. И села подождать, прикрыв глаза.
— Позвольте представиться, — вдруг сказал наш ректор. — Раймон Грегори Шир, герцог Моран.
— Ваша светлость, — спросила я, не открывая глаз. — Мне необходимо вскакивать и низко кланяться?
— Нет.
— Тогда — приятно познакомиться.
Я нехотя открыла глаза и поняла, что он стоит рядом. Перевела взгляд на часы.
— Еще три минуты, — пробормотала я.
— На что?
Скрипнул соседний стул — герцог уселся.
— Надо будет процедить травы.
— Вы и не удивились совсем, — как-то обиженно сказал милорд.
— Вы герцог… Или милорд… Или ректор. Что это меняет? — пробормотала я.
— Если человек безразличен — то ничего.
— Даже если и не безразличен — какая разница, как кого называть? Главное же в другом.
— В чем именно?
— Хорошо ли человеку? Здоров ли он?
— А если плохо. И он — не здоров.
— Тогда надо лечиться.
— А если плохо из-за прошлого? Из-за того, что уже не изменить? Если все время думаешь — правильно ли ты поступил. Имел ли право. Возможно ли для тебя оправдание?
— И сколько лет вы уже так думаете?
— Много.
— Вы кому-то рассказывали о том, что вас тревожит?
— Конечно, нет.
— Копить все в себе — это очень и очень вредно, — сказала я и поднялась, чтобы процедить отвар.
— А вы? Вы сможете меня выслушать? — тихо спросил он.
— Да, — кивнула. — Только лекарство доделаю.
— И что вам осталось сделать?
— Положить ложечку меда и накапать настойки ржавой живицы. По капле на год жизни. Сколько вам?
— Сорок восемь, — ответил он мне растеряно.
Я отсчитала нужное количество.