Счастливый удар

Харви издает согласный звук, прежде чем сложить руки перед собой и наклониться вперед. Его пристальный взгляд удерживает мой. Это крайне неудобно.

Он постукивает ладонями по столу.

– Буду честен с тобой, Оукли. Где бы ты ни оказался после драфта, у тебя есть варианты. Я уверен, что твой агент проделал хорошую работу, сообщив об этом, но когда дело касается Миннесоты, нет ничего невозможного. Я серьезно. Нет фишек, которые мы бы не передвинули, чтобы увидеть тебя в красно-зеленых цветах. Абсолютно ничего.

Я напрягаюсь. Да, Дуги рассказал, какие у меня есть варианты после драфта, но я также знаю, что решения, которые я принимаю, могут иметь последствия.

Игрок не обязан подписывать контракт с командой, которая его выбрала. А если нет? Это серая зона, или, скорее, мутная черная зона. Если вы не подпишете контракт с командой драфта, то будете выглядеть высокомерным, как будто вы слишком хороши для того, кто решил дать вам шанс. Я не хочу прослыть таким игроком. Я не такой.

Генеральный менеджер команды намекает не подписывать контракт с командой драфта, а вместо этого поехать в Миннесоту? Грейси сказала бы мне, что это звучит подозрительно. Не говоря уже о том, что если бы я рискнул отказаться от задрафтовавшей меня команды в пользу какой-либо другой, то точно выбрал бы не «Вудмен».

Почувствовав на колене чью-то руку, я вскакиваю со стула. Где-то за аквариумом сверкает вспышка, но когда я оборачиваюсь, чтобы отыскать ее источник, Ронни хватает меня за руку и тянет сесть обратно.

– Что случилось, Оукли? – напряженно спрашивает Харви. Он хмуро смотрит на дочь, а затем снова смотрит на меня с фальшивой улыбкой.

– Мне нужно в туалет, – выпаливаю я.

Мои ладони вспотели, и я пользуюсь этим, вытягивая свою руку у Ронни, и направляюсь к туалетам. Меня сопровождают взгляды и голоса, но я не обращаю на них внимания.

А следовало бы.

Я сталкиваюсь с кем-то и отшатываюсь назад, пытаясь собраться с мыслями. Еще одна вспышка, и мне приходится тереть глаза.

– Оукли Хаттон! Ты здесь по делам или для удовольствия? – Мне кричат вопрос, и я быстро моргаю, пытаясь прогнать звезды из глаз из-за вспышки. – Ты встречаешься с Вероникой Андерсон?

– Нет.

Я свирепо смотрю на человеческий силуэт перед собой и вновь устремляюсь в туалет. Мой локоть касается живота журналиста, и тот стонет.

– Ой! Ты буйный парень, Оукли? – спрашивает он, все еще следуя за мной, пока я пробираюсь между столиками, и мое зрение наконец проясняется.

Его пальцы сжимают мою руку, и я останавливаюсь, поворачиваясь к нему лицом.

– Буду секунд через пять, если ты не уберешь от меня руки, – шиплю я сквозь стиснутые зубы.

Неприятные карие глаза журналиста расширяются.

– Можешь повторить?

– Нет.

Туалет близко, так что я со всех ног несусь по ресторану, а журналист все еще за мной по пятам. Я не видел его в Ванкувере, значит, он, должно быть, местный. Если он на кого-то работает, то отлично спрятал свой бейдж.

В кармане вибрирует телефон, но я переключаю его на голосовую почту. Рвано выдыхая, я быстро открываю дверь туалета, захожу и запираю дверь за собой. И только теперь пытаюсь успокоить свой учащенный пульс.

Первая мысль – позвонить Аве и попросить ее поговорить со мной и успокоить, но это нелогично. Дуги – единственный, кто знает, что сейчас делать, поэтому я дрожащими пальцами лезу в передний карман брюк и достаю телефон.

Он отвечает на четвертом гудке, его голос звучит хрипло от сна. Верно, малыш. Дерьмо.

– Ли? – бормочет он.

Журналист стучит кулаком в дверь, и я сглатываю.

– Боже, чувак. Что, черт возьми, это за место? Мне нужна твоя помощь. Черт, кажется, я сейчас слечу с катушек.

Что бы он ни услышал в моем голосе, сна как ни бывало. Следующие его слова более настороженные, резкие.

– Что случилось?

Я включаю громкую связь и объясняю ему все, что произошло сегодня вечером, слушая, как он ругается словами, которых я никогда раньше не слышал. Он злится, и его гнев только усиливает мой, помогая притупить страх и тревогу, бушующие внутри меня.

– Что за журналист? Он еще там?

– Не знаю. Он перестал ломиться в дверь.

– Хорошо. Оставайся там, пока я позвоню Харви. Ради бога, прошу, скажи мне, что ты не соглашался ни на какое дерьмо, которое он тебе продавал.

Я качаю головой, хотя он меня не видит.

– Нет.

– Хорошо. Я перезвоню тебе через несколько минут, ага?

– Ладно.

Я стою перед раковиной и включаю холодную воду. Подождав минуту, я кладу телефон на столешницу и, подставив ладони под струю, брызгаю водой на лицо.

Мужайся, Оукли. Когда тебя задрафтуют, все станет намного хуже, пытаюсь напомнить я себе. Один журналист не сравнится с тем, с чем тебе придется столкнуться тогда. Но если дело в этом, почему этот случай кажется другим?

Мне нужно уйти отсюда, пока я не сошел с ума.

– Сейчас перезвоню, – говорит Дуги, прежде чем повесить трубку.

Откинув голову назад, я закрываю глаза и хватаюсь за столешницу мокрыми руками. Хочется отвесить себе пинка за то, что пришел на этот ужин и проигнорировал интуицию, когда она предупреждала, что должно случиться что-то плохое.