Schirwindt, стёртый с лица земли

Едем дальше. Шикарная конюшня: мудрые, немолодые, но чистейших кровей лошади. Многих из них гость — в прошлом завсегдатай ипподрома — узнает в лицо. Они его нет.

«Управляющий» показывает своего люби­мого коня. «Так это конюх!» — догадывается гость. Нет, опять не угадал.

Дальше путь идет по-над коттеджным по­селком, где интеллигентные аборигены копа­ются на приусадебных грядках. Все в пояс кла­няются «конюху» и машут красавице рукой. Фантасмагория продолжается: милый священ­ник около уютной церквушки кланяется «мо­тоциклисту» как самому патриарху. Огром­ный гостинично-бильярдный комплекс, где идут строительные работы, замирает при подъезде нашей кавалькады. Вертолетная пло­щадка — будь она трижды проклята! — и вот мы уже взмываем над водохранилищем, и «мо­тоциклист-вертолетчик» показывает владения с высоты птичьего полета.

А тихим вечером он потчует гостей в уют­ной беседке на берегу. Где-то вдали земснаряд чистит дно водохранилища, шкворчат на огне только-только выловленные карпы. Водка по-прежнему хороша, мягко струится свет с экрана видеомагнитофона... а «мотоциклист» внимательно и очень по-детски, — очевидно, в сотый раз — смотрит фильм о микрохирургии глаза, иногда поглядывая на реакцию гос­тей.

«Ах! — восклицает виртуальный гость. - А «мотоциклист»-то еще и глазной хирург!»

Сам я знаю о проблемах, которые может доставить болезнь глаз, не понаслышке. Моя мать под старость провела долгие годы в пол­ной слепоте, потому для меня слово «глаз» ска­зано с какой-то мистической неприкосновенностыо и опасностью. Близко к нашим глазам, как и к душе, можно допускать только гениев, обладающих, наверное, таким титаническим талантом и темпераментом, каким обладал Слава. Мать, к сожалению, не дожила до опе­рации у Славы. И я не смог воспользоваться его приказом: «Приходи ко мне, будешь жить без очков».

Прооперировался у его ученика.

Никак не мог подступиться к чистому листу, чтобы начать писать о Смоктуновском, ибо представляешь себе глобальность фигуры и количество эпитетов, нарисованных на этой личности. Поэтому, покопавшись в выгреб­ной яме своей эрудиции, отрыл эпизод био­графии Иннокентия Михайловича, мало кому известный. Это было тогда, когда словосочетание «со­вместное производство» приводило в трепет советскую актерскую особь.

Итальянский кинорежиссер Джорджио Ферраро — элегантный и денежный русско­язычный выпускник ВГИКа — пробил проект совместного советско-итальянского фильма «Осада Венеции», в основе сюжета которого лежал якобы исторический факт: за молодой и дико богатой венецианской красавицей-вдовой бросилось в погоню несколько отчаян­ных ловеласов, и среди них был лихой рус­ский граф. Джорджио, как иногородний ре­жиссер, знал из советских артистов только троих — Смоктуновского, потому что он Смоктуновский, Ларионова, который проник на мировые экраны при помощи Никиты Ми­халкова, и меня, потому что когда-то нас по­знакомил Андрей Миронов и мы даже были его гостями в Риме во время гастролей театра. Так как фильм планировался совместный, то, естественно, необходим был некоторый про­цент наших актеров. Молодого распутного графа никто из вышеназванных актеров иг­рать уже не мог — его доверили Саше Абдуло­ву по нескольким компетентным рекоменда­циям, а нам уготовили страшную миссию — троих инквизиторов, следящих за героиней, допрашивающих и мучающих ее всячески. Поскольку инквизиторского опыта у нас не было, мы играли эдакую «тройку» ВЧК, но в ба­лахонах-рясах и длинных пудреных париках. Рассказываю об этом подробно, потому что фильма никто не видел и, боюсь, теперь уже вряд ли кто-нибудь увидит.

Сомнений перед съемками у «инквизито­ров» возникло — масса. Во-первых, пытать ге­роиню надо было на английском языке. Во-вторых, требовалось освободиться на пару месяцев от других актерских обязанностей, что с трудом получалось при различных рабо­чих графиках «инквизиторов». Но Иннокен­тий Михайлович — первый инквизитор, как было обозначено в сценарии, — сказал нам, что Венеция дается человеку один раз, что английский он немного знает, что Ларионов моментально схватывает мелодику любого языка, а что с этим (мною) языковым дебилом они вдвоем справятся.

«Потом, не надо забывать, — инквизитор­ским шепотом произнес первый, — итальян­ская сторона намекнула на валютное возна­граждение». Последнее произносилось с ог­лядкой и в дальнем углу помещения, где сомневались будущие инквизиторы. И, встав под смоктуновские знамена, мы начали укла­дывать чемоданы.

Перед выездом в Венецию оказалось, что договор с нами все же подписывает «Мос­фильм», так как мы — советская сторона, и долларовая часть гонорара зависла где-то на горизонте, а чемоданы вовсе не пригодились, поскольку Венецию в чистом виде воздвигли на плешке за гаражами «Мосфильма» — Вене­цию настоящую, с каналами и дворцами. В об­щем, мы и ахнуть не успели, как уже плыли в гондоле в сторону Ленинского проспекта.