Считается убийством

– Смотри, как они подружились, – заметил Шон.

– Хорошо, что Дизель такой уживчивый, – я откинулся на спинку кресла. – Рад, что ты наконец рассказал мне, что произошло.

– Я тоже рад, – сказал Шон. – Мне по-прежнему нравится юриспруденция, я просто не хочу работать в такой крупной фирме. Одного раза хватило.

– Ты и не обязан, – сказал я. – Как тебе идея открыть в Миссисипи частную практику? Сдай экзамен по адвокатуре.

– Это было бы здорово. Но как ты вытерпишь нас с Данте? Похоже, он теперь у меня останется, – он посмотрел в сторону, и я вдруг понял, кем была предыдущая хозяйка Данте.

– Он раньше принадлежал Лорелее, да?

Шон кивнул:

– Я подарил его ей на Рождество, но когда она узнала, что я его взял из приюта, то велела забрать обратно. Ну, я и забрал.

– Еще одно очко не в ее пользу.

Я был невысокого мнения о людях, которые так оценивают животных. Гораздо более подходящей компанией для Данте был Шон. И, конечно, мы с Дизелем.

Шон сказал, поморщившись:

– Сегодня Лорелея звонила, чтобы сказать: она готова взять меня обратно, – он презрительно фыркнул. – На самом деле это было предложение поваляться у нее в ногах. Она любит помыкать людьми и понимает, что если я вернусь, то буду ей обязан. Тогда она сможет из меня любые веревки вить.

– В таком случае тебе точно лучше остаться здесь, – я засмеялся. – Поможешь папаше-маразматику.

Шон тоже рассмеялся, и это было прекрасно. Мы все вчетвером еще некоторое время оставались на веранде в уютном молчании; Дизель и Данте спали, а мы с сыном любовались ночью.

Глава тридцатая

В семь утра зазвонил будильник. Я проснулся с легким сердцем и тяжелой головой. Я не привык засиживаться позже десяти, а накануне я лег почти в час ночи, но и тогда заснул не сразу: все думал о нашем разговоре с Шоном и об известии о смерти Элоизы Моррис.

Шон, наконец, рассказал мне правду, и у меня словно гора с плеч свалилась. Такого доверия, как сейчас, между нами не было уже несколько лет. Я стал понимать, как мое поведение ранило сына, а значит, мог постепенно это исправить.

Но когда я думал о смерти Элоизы, меня охватывали грусть и злость. Кто же боялся или ненавидел ее до такой степени, что убил?

Первым подозреваемым был Хьюберт. Он явно презирал жену и хотел от нее избавиться; а если он собирался жениться на Аните, то теперь все препятствия исчезли. Мог ли он убить и Джеймса Делакорта? Мог, если считал себя главным наследником дядиного состояния. Получить в наследство миллионы, устранить жену и зажить с любовницей – неплохой план.

Мне пришла в голову еще одна мысль: а что, если убийц двое? Я несколько минут размышлял над этим, но потом решил, что вряд ли. Конечно, убийца Элоизы мог скопировать первое преступление, но мне в это что-то не верилось.

Ее мог убить тот, кто боялся. Чего такого знала Элоиза, что навредило бы убийце Джеймса Делакорта? Большую часть времени она была не слишком вменяемой, но это ей не помешало бы что-нибудь увидеть и потом разболтать. Ее речь обычно казалась бессвязной, но, перебирая в памяти ее странные реплики, я понял, что они так или иначе были связаны с тем, что происходит вокруг.

Неужели Элоиза невольно указала, кто убийца? Знала ли она, возможно, сама того не сознавая, кто отравил Джеймса Делакорта? Я решил вспомнить все наши с ней разговоры и попытаться найти в них важные детали.

Поломав голову над этими вопросами, я вылез из постели, как сонная муха. Дизель поднял морду с подушки, зевнул, посмотрел на меня, потом перевернулся на спину, потянулся и снова зевнул.

К тому времени, когда я принял душ и оделся, он куда-то исчез. Спускаясь в кухню, я почувствовал запах жареной колбасы: у Азалии был уже почти готов завтрак.

– Доброе утро! – С этими словами я налил себе чашку кофе и сел за стол. Азалия поздоровалась со мной, не оборачиваясь от плиты.

– Яичнице надо еще пару минут. И колбаса дожаривается.

– Пахнет восхитительно.

На столе стояла тарелка хлебцев и миска жирного кофейного соуса «Красный глаз»[25]. Я прямо-таки чувствовал, как от одного их вида артерии забиваются холестерином, но когда речь шла о хлебцах и соусе, которые приготовила Азалия, я не мог устоять.

– У нас новый жилец, – я сделал пару глотков кофе. – Стюарт Делакорт, внучатый племянник Джеймса Делакорта. Он переехал вчера вечером и живет на третьем этаже, в комнате надо мной.

– Тогда и для него небось нужна тарелка.

Азалия отошла от плиты и поставила передо мной тарелку с яичницей-болтуньей и жареной колбасой.

– Возможно, он спустится не скоро, – я взял два хлебца и намазал соусом. – Он вчера получил плохие известия, и мы с ним засиделись допоздна.

Азалия уставилась на меня, уперев руки в бока:

– Что еще за плохие известия?

– Вчера ночью убили Элоизу Моррис, – я отложил вилку. Мне показалось неприличным сразу после этого начинать жевать.

Азалия покачала головой:

– Бедная овечка, – негромко сказала она. – Никому от нее вреда не было. Господи, упокой ее душеньку, – губы Азалии продолжали шевелиться, и я понял, что она молится за упокой души Элоизы.

Закончив, Азалия повернулась к плите: