Считаные дни

Ингеборга смеется, она так непринужденно заливается, что Юнас чувствует легкость, он не может припомнить, когда чувствовал такое в последний раз. Когда она запрокидывает голову назад и хохочет, рыжие волосы разлетаются во все стороны, а когда выпрямляется, искры смеха все еще пляшут в ее глазах.

— Пойдемте со мной, — предлагает она, — хотите выпить пива?

И в этот момент звонит его телефон.

Они оба вздрагивают, потому что звук кажется слишком громким. У него появилась дурная привычка с тех пор, когда Эва попросила его съехать, — страх, что он окажется неготовым к тому, что она позвонит, но она и не звонила, вообще не объявилась — ни звонка, ни сообщения с того самого вечера, когда он собрал оставшиеся вещи и ушел. И вот теперь ее имя высвечивается на весь экран телефона.

— Если нет — так нет, не обижусь, — выпаливает Ингеборга, понизив голос, от смеха не осталось и следа, она топчется по асфальту, темно-синие кеды «Конверс», должно быть, новые: шнурки белоснежные.

Юнас сбрасывает звонок, ему даже удивительно, насколько это просто. Указательный палец на красной кнопке — и все, нет ее.

— Да нет, почему же, — произносит Юнас, — я готов.

%

Наступил вечер, и это случилось. Так нереально и в то же время достаточно для того, чтобы она в конце концов приступила к своему сочинению, введению в «День, который я никогда не забуду», потому что именно таким должен быть этот день — незабываемым и памятным.

Она сидит в своей комнате, положив на колени ноутбук. Уже поздно, Юна на работе, в доме тишина, у них почти всегда тихо. Когда они отдыхали в Лас-Пальмасе на Пасху в прошлом году, в соседней квартире жила женщина из Норвегии со своими сыновьями. Двумя озорными белобрысыми мальчуганами лет восьми-десяти. По вечерам она сидела на балконе и переговаривалась с Юной через разделявшее их низенькое ограждение. Лежа в своей кровати в спальне, Люкке слышала их разговоры, приглушенный смех, звон бокалов. И однажды вечером та женщина сказала: «Бывает так здорово куда-то выбраться, просто побыть втроем, без этих бесконечных друзей моих детей, которые постоянно звонят в дверь и просят мальчиков выйти поиграть». А Юна ответила: «Ох, и не говорите, мне это тоже не очень-то нравится». Но это было вранье, ведь никто и никогда не звонил в их дверь.

Однако тишина сегодняшнего вечера была совсем другой, желанным, осознанным выбором, потому что Кайя сказала «да» и они наконец встретятся, теперь Люкке должна составить план, сделать все как надо.

Это случилось в первой половине дня, еще до десяти. Она сидела в библиотеке за компьютером и читала про «Зеленые ботинки». Все уже ушли в раздевалку, таков был уговор: когда у остальных физкультура, она может посидеть в библиотеке, и в этом смысле выгода от гипса была очевидна. «Сложный перелом запястья, сломана ладьевидная кость, — объявил врач в больнице, — но это ерунда по сравнению с „Зелеными ботинками“». И вот о нем-то она сидела и читала — неопознанный безымянный альпинист, лежащий на склоне Эвереста, и лежит он там уже больше двадцати лет, хорошо заметный под уступом скалы, вмороженный в землю, как вечный опознавательный знак на обочине дороги. Красная стеганая куртка и синие брюки, почти как Айлан, но «Зеленые ботинки» нельзя было вытащить после его гибели — невозможно было поднять и вынести тело оттуда, слишком опасно, слишком дорого, те, кто погибает на самых высоких вершинах, должны там и оставаться, открытая могила на высоте восемь тысяч метров, вечный холод не дает человеку исчезнуть, не позволяет останкам разлагаться, разве что происходит медленное усыхание, выступают кости, да еще ботинки, в которые по-прежнему обуты его ноги, — те самые зеленые ботинки, за которые его так прозвали.

Она сидела за компьютером и читала про «Зеленые ботинки», но на самом деле ждала сообщения от Кайи, она ждала его с того самого момента, когда отправила ей СМС два дня назад. Правда, ответ пришел, через полчаса Кайя отозвалась: «Ты кто?» И Люкке ответила: «Узнаешь, когда встретимся». После этого сообщений больше не было. И тогда она послала третье СМС: «Ты не пожалеешь!» И сразу после того, как нажала «отправить», поняла, что допустила ошибку — сообщение могло показаться слишком настойчивым, — и послала вдогонку четвертое — обычный смайлик, желтая мордашка, подмигивающая одним глазом, но и это было ошибкой — создавалось впечатление, что все не всерьез. Вместо всего этого ей следовало бы написать письмо — от руки, круглым девчачьим почерком — и отправить по почте; Кайя бы поняла, что нет никакой опасности, что оно не от мужчины и никто не собирается ее одурачить, но теперь уже было слишком поздно.