Считаные дни

Ингеборга с трудом сдержала зевок, усталость навалилась на нее, никогда прежде она и подумать не могла, что грусть может быть такой изматывающей. Эвен Стедье пытался разобраться с настройками на приборной панели, Ингеборга смотрела на его пальцы, как он поворачивает одну из ручек, и из системы обогрева раздался низкий гул.

— Во второй половине дня точно прояснится, — заметил надзиратель. — Завтра даже солнце обещают.

— Если хотите — верьте, — пробурчал адвокат.

Эвен Стедье тихо выругался. Ветровое стекло начало запотевать, сероватая дымка наползала с краев к центру и постепенно сужала пространство обзора. Ленсман включил дворники, но это не помогло, стекло запотело изнутри, он поднял руку и провел по поверхности.

— Тут нужен носовой платок, — сказал адвокат, и когда потянулся к нагрудному карману пиджака, его плечо с силой вжалось в руку Ингеборги, до нее донесся его запах — запах лосьона после бритья, который ей напомнил о ком-то, но она не помнила, о ком именно.

И когда они уже повернули у Вангснеса, перед запотевшим ветровым стеклом выросла пелена черного дыма.

— Да какого ж черта! — выругался ленсман.

В один миг их окутала чернота, Ингеборга почувствовала запах резины, чего-то горелого и тошнотворного, когда ленсман резко затормозил, ремень безопасности впился ей в грудь, а потом раздался мощный удар.

Возможно, на какое-то мгновение она потеряла сознание. А может быть, просто зажмурилась на пару секунд, как детстве — в надежде, что этого будет достаточно, чтобы страшное видение исчезло.

Когда она открывает глаза, в машине никого нет, дверцы по обеим сторонам от нее открыты, и дверь со стороны ленсмана на переднем сиденье тоже распахнута. Снаружи раздаются голоса, кто-то кричит, нестерпимый запах гари, и в этот момент она замечает заключенного.

Иван Лескович лежит без движения, уткнувшись лбом в приборную доску. Подушка безопасности со стороны водителя сработала и осталась на руле, но голова Ивана Лесковича ударилась о черную панель. Со своего места Ингеборга видит тонкую струйку крови, стекающую из раны над глазом.

— Эй! — кричит Ингеборга. — Надо вытащить его из машины!

Но ее никто не слышит. Ингеборга отстегивает ремень, перебирается через сиденье и выскакивает наружу.

Кажется, что в воздухе смешиваются плотная завеса дыма и пелена тумана, еще и дождь, бьющий косыми струями. Она открывает правую переднюю дверцу и склоняется над пассажирским сиденьем. Теперь татуировка на шее хорошо видна, прямо на Ингеборгу смотрит орел. Ингеборга осторожно отклоняет тело на спинку сиденья. Он дышит, — когда Ингеборга склоняется над ним и отстегивает ремень, она чувствует его дыхание на своем виске. Иван Лескович бледен, но, кажется, кроме раны над глазом, других травм у него нет.

Через ветровое стекло она видит фигуру ленсмана, который с огнетушителем в руках стоит рядом с автомобилем прямо перед ними, это фургон с иностранными номерами. Пара средних лет, отчаянно жестикулируя, что-то возбужденно втолковывает ему, а за ними в своем сером костюме взад-вперед ходит адвокат, прижав к уху мобильный телефон.

— Иван, — зовет Ингеборга, — ты как?

Она кладет руку ему на лоб, кожа влажная; не открывая глаз, он бормочет что-то нечленораздельное.

— Я вытащу тебя из машины, — говорит Ингеборга, — можешь мне только совсем чуть-чуть помочь?

И снова из его бормотания сложно что-то понять; Ингеборга просовывает руку ему за спину, обхватывает и медленно тянет из машины, он на удивление нетяжелый, от одежды пахнет стиральным порошком; Иван пытается помочь ей, но без сил откидывается на спинку сиденья, Ингеборга удерживает и не отпускает его, она чувствует, как капли дождя стекают на шею, когда она сгибает колени и упирается в сиденье.

— Он ранен? — кричит надзиратель, который выныривает из тумана, брюки его униформы заправлены в добротные черные сапоги. Рядом появляется адвокат, его руки беспомощно болтаются, из рукавов светло-серого костюма выглядывают пухлые веснушчатые запястья.

— Скорая уже едет, — сообщает он. — Помощь нужна?

Ингеборга осторожно вдыхает через рот, пытаясь не обращать внимания на запах гари и дым; она приподнимает колено Ивана Лесковича, другую руку кладет ему на плечо и начинает осторожно тянуть его на себя, в том же положении, без резких движений — так, как весной учили на курсах по оказанию первой помощи. Вот только на курсах ты тренируешься на пластмассовых манекенах или на своих товарищах, под шуточки и хихиканье, да еще и в освещенном спортзале, где рядом всегда есть готовый прийти на помощь инструктор. Но Ингеборга чувствует, что у нее получается, опыт подсказывает ей, как действовать, она стягивает пиджак, осторожно подкладывает его под шею Ивана и поправляет голову, так чтобы ему было легко дышать.