Если в туалете Микки чувствовал себя кинутой малолеткой, то потом, у себя дома, он думал, что отомстил за это рыжему, когда буквально сам выставил его за дверь. Но теперь, в школе, Йен снова набирает обороты. Это что, блять, игра какая-то? Для Йена — точно да, и все всегда было игрой и желанием , а вот для Милковича спорно. Ибо он точно не один из тех, кто делает такие вещи.
— Итан, я тебе уже говорил, какие у тебя очаровательные кудряшки? — узнает Галлагера, слишком уж сладко и по-бабски, накручивая на свой длинный палец черную кудряшку одноклассника. Тот смущается, и отмахивается.
Милкович, стиснув зубы, пытается не подавать виду от всей этой наигранной игры, которая так и лезла ручьями из рыжего. Он набирает в лёгкие воздуха, и спокойно выдыхает. Повторяет эту процедуру заново, чтобы успокоить маленькие приступы ревности, которые не думают останавливаются, а только разгораются, когда слышит следующее:
— Не хочу быть одной из тех маленьких шлюшек, которые ведутся на твои комплименты, — если одноклассник попытался это прошептать, то вышло слишком громко. Или Микки так сильно старался это услышать. Теперь понятно, кто он — «маленькая шлюшка Галлагера», ведь повёлся же. — Но, знаешь, парень, я пожалею, если буду ограничивать себя в этом, — продолжает Итан. Итан-Хуйтан, неважно, как там его зовут. Но этот кудрявый ангелочек, как могло показаться, совсем не такой наивный, каким с лёгкостью мог представиться.
Галлагер ухмыляется, и все, что он строил по ступенькам все это время — рушится. Милкович последний? Это звучит как шутка, нихера подобного, не для Йена, не в этой жизни.
— Ещё потрахайтесь здесь, — тут даже нет ни нотки ревности, ни злости. Совсем нет. Милкович бы проклял себя за то, что сказал это, но это же чистая правда.
Рыжая макушка поворачивает свою физиономию к нему. Учителя нет, и можно не унимать свой лексикон и ядовитые словечки, которые уже невыносимо держать внутри себя. Итан слегка сжимает колено рыжему, чтобы тот не вздумал ничего лишнего наговорить Милковичу, но Галлагер полностью игнорирует это.
— У тебя проблемы с сексом? — локоть Йена совсем незначительно ложится на парту Милковича.
Иногда, такое впечатление, что они ведут диалог первый раз. Иногда, блять, может померещиться, что перед вами совсем не Йен, который был вчера, а другой парень. Или сейчас в классе — Йен, а дома у Микки был кто-то другой. Что это за хуйня? Возможно, у Милковича уже началось какое-то психическое отклонение на этом фоне.
Микки все ещё молчит, пока Йен ждёт ответа, не отводя взгляда от лица своей жертвы. Он ненароком отмечает некоторые изменения в мимике парня. Тот пытается подобрать слова, которые могли бы поставить уебана на место, но ничего умного не приходит в голову.
— Пошёл на хуй, — буквально вырывает эту фразу из недр своих мыслей.
Йен, впрочем, как всегда, пропускает свою ухмылку. Ничего удивительного в этом нет, почему Милковича это так беспокоит? Секс сексом, даже этого больше не повторится. Зная, как Йен умеет использовать такие вот факты против него самого.
— Ты завалил контрольную по химии, ты знаешь? — совсем невзначай говорит Йен, и полностью забывает что сейчас сидит с Итаном, которому не особо приятно, что в данный момент на него забили.
— Хочешь поговорить о моих отметках?
Микки немножечко ёрзает на стуле, и смущается от одного лишь взгляда на себе. Вспоминая их секс, который до сих пор отдаётся самыми смешанными ощущениями и приятным покалыванием в области паха. И мысль о том, что повторить это было бы совсем неплохо, а очень даже хорошо, проскальзывает на пару секунд, замечая, как рыжий прикусывает губу.
— Можем поговорить о чем-нибудь другом, хочешь? — голос Галлагера мягкий и такой сексуальный. Каждое слово выделяется с хрипотой, и словно нет других людей в классе, только они вдвоём. От этого становится ещё жарче и внутри будто кинули спичку, которая только начинает зажигаться.
— Йен? Вообще-то, я все ещё сижу тут, — кудрявый одноклассник, который сидит рядом с Галлагером не даёт о себе забыть, и снова они здесь не только вдвоём.
Рыжий полностью отворачивается от Микки, оставляя его наедине со своими же мыслями. И теперь он снова, как ни в чём не бывало, говорит с Итаном, периодически заставляя парня или очень сильно смущаться, или смеяться. Другого не дано. На то он и Галлагер. Такой весь загадочный и непонятный. Такой, что его хуй поймёшь и хрен раскусишь. Вероятнее всего, что он и сам не знает, что у него творится в голове. Просто делает то, что хочет, и как хочет. А вот зачем? Это уже не знает даже сам Господь Бог.
***