Йен смотрит на Микки и корчит недовольную гримасу. Микки складывает руки на груди, шепча ему по губам: «Переживает». Одноклассники совсем покидают раздевалку, и оба парня облегчённо вздыхают, и немного посмеявшись, ещё пару секунд стоят молча.
— Ты мне правда нравишься, Мик, — голос Йена немного рассеянный, но он точно знает, о чём говорит. - Даже больше, чем.
Милкович вспоминает тот день, у Галлагера дома. И все становится, будто наоборот, Йен сам признаётся ему в этом. И это не требует ответа, и так видно, что он ему тоже. Безумно.
— Ты трахался с Итаном? — Милкович недовольно хмыкает, обречённо понимая, что мир — несправедливая штука.
— Не-а, — с победным выражением лица говорит Йен. Самое приятное, что это настоящая правда. Он никак не был связан в телесном плане с Итаном, кажется, сей факт ничто иное, как победа над собой.
И рыжий притягивает Микки к себе, прижимаясь своим тёплым телом к его. Микки недовольно бормочет что-то совсем нелепое, но потом лишь касается своим лбом лба Йена, и они смотрят друг другу в глаза. Настолько долго, что крыша уезжает, хочется её подхватить, но уже поздно. Слишком поздно. Иногда хочется поджечь мир к хуям таким ярким пламенем, чтобы все горело целую вечность. Однако, когда рыжий в первый раз такой естественный, неподдельный, сразу возникает желание сделать что-то безумное. Пожалуй, это самое странное, что было между ними.
— Бесчувственно, — цитирует Милкович те слова Йена, надолго врезавшиеся в его подсознание, и тихо шепчет их ему в губы. Так близко и сладко, что даже не нужно целоваться, дабы понять эту близость, которая ощущается даже в воздухе.
Это было нужно им обоим, как воздух для лёгких. То, что когда-то зажглось, не в силах потушить даже самые лучшие пожарники в мире. Дикое желание сильных ощущений, которые уже невозможно прятать; огромная злость на то, что невозможно быть у всех на виду. Точнее, только Микки не может этого себе позволить. Но когда Галлагер невесомо прикасается губами к его, оставляя приятный и тягучий привкус на устах, то хочется разнести все в обломки, развалить, оставляя за собой одни лишь руины, убить, расчленить и запрятать каждого, кто посмеет что-то вякнуть.
***
Школьные коридоры на большой перемене кишат людьми, которые как-то из-подо лба поглядывают на Микки и Йена, которые идут плечо об плечо. Рядом. Разговаривая о чем-то своём, так легко и просто, будто их ничто не волнует. Их взъерошенные волосы, которые они даже не удосужились уложить, привлекают внимание всех ещё больше. Как раньше все зырят на них, но это все ничего не значит больше. Пока что. Хочется послать всех к черту, плюнуть на них свысока, и сказать, что их мнение нихуя не значит. Итан неожиданно проскальзывает сзади, становясь прям посреди, огораживая двух парней друг от друга.
— Йен, я обыскался тебя, — проговаривает Итан, хватая рыжего под руку, и поворачиваясь полностью к Микки. Давно он не видел их рядом, и теперь это выглядит до боли пугающим, что Милкович может что-то вытворить. Но он лишь молчит, все люди будто бы приковали свои взгляды на их трио. Галлагер судорожно пытается вырваться, и у него это выходит. Милкович стоит оцепеневший, будто все тело парализовало. Йен решает предпринять хоть что-нибудь, чтобы вся ситуация не вышла из-под контроля. Ещё же можно потерпеть немного, не нужно было даже и писать Микки, как бы он ни скучал. Не хочется сделать сейчас все ещё хуже, и видно по лицу брюнета, что он не собирается никак и ничего менять.
— Что-то я ни хера не понимаю, — кудрявый складывает руки по бокам и кидает непонятный взгляд на рыжего, а тот, в свою очередь, хватает его под руку, стараясь увести. Возможно, потом всё будет по-другому, но сейчас снова так, как и было. Терпение — это та вещь, которая необходима больше всего.
В Милковиче сейчас кипит огромная ненависть, ту, которую он раньше выставлял напоказ всегда, и мог её унять одним лишь ударом, а когда он начал всю эту злость прятать в себе, стало все тяжелее. Она будто огромными горстками накопилась внутри и стоит комом, никуда не уходя, а только сильнее развиваясь внутри после того, как кудрявый намеренно цёмкает Галлагера в щёчку, как мамуля, которая отправляет своего сынулю в школу. Тошно.
— Все учителя на собрания в кабинет директора, сейчас же. Дети, расходитесь по классам, учителя придут, как только освободятся, — произносит строгий голос директрисы, и все её слова эхом проносятся в каждом школьном коридоре.