Сдаёшься?

Алла. Райкина свекровь могла заявить. Райка-то не могла. Она как в нее влезла — так к зеркалу и приросла. Раскраснелась, глаза блестят. Попроси я две тысячи — она бы украла у кого-нибудь да мне бы дала. А вот свекровь ее могла донести — она каждую копейку на Райкином туловище считает. Она, смех сказать, белье ей в детском мире покупает, с зайчиками на одном месте! (Звонит до телефону.) Сашук! Ну что, есть убийца? Подозреваешь одного? Ну, раз подозреваешь, значит, не тот, у Агаты не догадаешься. Слушай, вот тут у нас слово за слово разговор все дальше пошел — что, если кто-то из-за границы что-то привез и продал в три раза дороже, чем там, сколько ему могут дать? Ну, скажем, дубленку?! Да не долларов, никто не продает, я чисто принципиально… Да нет, не в комиссионном, в суде сколько дадут? Угу… угу… Поняла. Спасибо. Ну как найдут убийцу — звони, мне тоже стало интересно. Да нет, мы все равно не спим. Такой день, знаешь. (Кладет трубку.)… Статья восемьдесят восьмая — спекуляция валютными ценностями, наказание лишением свободы на срок от трех до восьми лет…

Алексей Никонорович. Клади себе по минимуму. На первый раз будут снисходительными. И ребенок к тому же у тебя. Охрана материнства.

Алла. Три года. Ладушка моя в четвертый класс перейдет. И в школе… а если восемь?

Алексей Никонорович. На первый раз порядочной женщине восемь не дадут.

Алла. А разве это первый? А сапоги из Болгарии? А платья из Финляндии?

Алексей Никонорович. Так ты их что, продавала?

Алла. А ты думаешь, дарила? Или ты все это привозил, чтобы Райка да Лидка лучше одевались?

Алексей Никонорович. Так ты же сама все по большой цене всегда покупаешь. Вон туфли за сто рублей у Лидки французские купили, шаль мохеровую за сто пятьдесят у кого-то…

Алла. Так что, мне будет легче, если и их посадят? Этой коробки нам уже маловато. Я посмотрю в кладовой, не найдется ли там побольше. (Уходит.)

Алексей Никонорович. Я думаю, что тебе не следует волноваться — это повестка из-за дачи.

Алла(входя). Сколько раз тебе говорила — не выбрасывай никогда больших коробок. Я нашла только две маленьких, но они будут малы. А куда ты дел коробку от телевизора?

Алексей Никонорович. Бог ее знает, десять лет уже прошло.

Алла. А если и десять, коробка места не пролежит. Придется раскладывать в эти. Подожди, сначала проложу их ватой. А что из-за дачи? Закон же был на твоей стороне — сестра твоя умерла, а мама живет далеко, она все равно не могла пользоваться этим дачным садовым кооперативом, она дала нам письмо к председателю кооператива, и мы оказались единственными наследниками.

Алексей Никонорович. В том-то и дело, что незаконными. Законные наследники для дачного кооператива только мать, отец, муж, жена, а брат, сестра, племянница — уже не наследники. То есть в каком-то смысле они наследники, если других нет и нет завещания, но наследники только тех денег, которые можно получить за это хозяйство, но только по государственной цене. А государственная цена этому домику с четырьмя яблонями на клочке земли — полторы тысячи, я узнавал. А истинная цена этому домику возле самого леса и речки в сорока минутах от города — тысяч двадцать пять.

Алла. Да, таких участков уже давно не дают. Эти участки давали сразу после войны, а теперь на участки до станции едут три часа и оттуда на перекладных еще два. Так кооператив же сразу признал нас владельцами участка, как только получил письмо твоей мамы с отказом от участка в твою пользу.

Алексей Никонорович. В том-то и дело, что кооператив признал нас владельцами участка не как только председатель кооператива получил письмо мамы, а как только директор завода, которому принадлежит этот кооператив, получил от меня пятьсот рублей.

Алла. Ты дал ему пятьсот рублей? Но ты ничего не говорил мне об этом. Ты что-то сочиняешь на скорую руку. Откуда ты достал эти деньги?

Алексей Никонорович. Попросил у Шурки, в счет той «Победы». Противно было, но попросил. Откуда бы я иначе их взял?