Сдаёшься?

Голос. …она летела мимо окна, я слышала, как она крикнула почему-то: але! Так и крикнула — але, — как будто говорила с кем-то по телефону, она, видно, разбежалась сильно, чтобы не попасть на козырек под окном и не остаться живой калекой, хотя какое уж там, она бросилась ведь с двенадцатого — с последнего — этажа и вылетела прямо на мостовую, всю голову в куски, я видела… врач ее осмотрел, вроде бы сказал, что похоже, что она беременна на четвертом месяце, но точно установят при вскрытии. (Плачет.) Жалко девчушку, двадцать три годочка всего… у нее пропал серебряный сервиз… думают на меня… но упаси…

Алексей Никонорович. Когда это случилось?

Голос. Да два часа тому или час… только-только увезли…

Алексей Никонорович. Извините. Спасибо. (Кладет трубку.)

Алла(берет трубку. Звонит). Сашук! Доброе утро! Слушай, ответь мне на такой вопрос, сколько дают, если, например, у кого-то любовная история, а девушка потом из окна выбросилась, сколько за это дают? Да не адвокату, в суде сколько лет дают? Угу… угу… угу… поняла. Спасибо. Да не юридический диспут, так, знакомых своих вспоминаем, почему преступники? Обыкновенные люди. (Кладет трубку.) Статья сто седьмая: доведение лица, находившегося в материальной или иной зависимости от виновного, до самоубийства… наказывается лишением свободы на срок до пяти лет.

Алексей Никонорович. Клади по максимуму. За нее. Сколько набежало?

Алла. Шестнадцать. (Пауза.) Послушай, могут и ничего не дать. Вон у Лидки мать в Краснодаре повесилась — дескать, Лидка пятнадцать лет у нее не была и ее к себе не пускала. Ну, собрали свидетелей и выяснилось, что она не в себе была. Лидку только один раз в суд вызвали и отпустили. А эта твоя точно ненормальная. Кто же в двадцать три года в пятидесятилетнего старца влюбляется, да еще из окна из-за него сигает? Сейчас вообще из-за любви никто не самоубивается, разве что проворуется. И потом, что она, маленькая, что она, не знает, что у тебя неприятности могут из-за этого быть, что у тебя ребенок, семья? «Прости». Ишь ведь как просто. Она — прости, а ты за нее сиди. Постой. Тут в конверте еще что-то. Бумажка какая-то. Ну вот. Так и есть. Я же говорила. Да она в психдиспансере на учете. (Читает.) «Уважаемая Ольга Матвеевна! Просьба посетить психоневрологический диспансер, прием доктора Семенова: понедельник — с четырнадцати до девятнадцати, вторник — с тринадцати до семнадцати» и т. д. Ну вот, это в счет не идет. (Скидывает.)

Алексей Никонорович. Дай-ка посмотреть. (Берет бумажку, рвет.)

Алла. Ты что, спятил?

Алексей Никонорович. Нет уж. Я за Ольгу на полную отсижу. По максимуму. Пять лет. Если кто умалишенный в этой истории, то это я. А она при своем разуме. Врезала, значит, мне за свою страсть. (Плачет.) Шестнадцать лет — значит, шестнадцать за нее отсижу и про психдиспансер не обмолвлюсь (кричит), и тебе запрещаю, не тронь ее, слышишь?! (Пауза, плачет.) Шестнадцать лет отсижу, может, деньги тебе посылать сумею — я ведь там на всем готовом буду, может, заработаю, трудиться буду, может, под амнистию попаду да там и останусь. Выйду и там останусь, устроюсь на завод какой-нибудь, рабочим. Найду несколько парней лет по пятьдесят, будем коммуной жить, зарплату вместе складывать и в коробке от мармелада хранить, одевать друг друга по очереди, кто пообносится… и тебе каждый месяц половину высылать буду, а мне и другой половины хватит… в общежитии буду жить, в туалете сидеть два часа разучусь… И чего людей жадность такая берет — жить как можно лучше, чем другие, чтоб машина и дача, чтоб квартира и дети, чтоб в английских и музыкальных школах непременно учились — мы-то в обыкновенных учились, мы в музыке ни бум-бум и ничего, людьми стали…

Пауза.

«Але»… Не «але», а «Алеха» она кричала, только «ха» не успела крикнуть… Ничего, надо будет — и шестнадцать отсижу.

Алла. Так ведь… Алексей… шестнадцать-то у нас не дают.

Алексей Никонорович. То есть как это на дают? А если кто заслужил?

Алла. А если кто больше пятнадцати заслужил — так тому расстрел.

Алексей Никонорович. Как это расстрел? А двадцать пять разве не дают?

Алла. Не дают. Это когда-то давно двадцать пять давали. А теперь после пятнадцати — расстрел.