Сдаёшься?

Алексей Никонорович. Ну что ж, расстрел так расстрел… (Пауза.) А я вот что думаю, ты эту повестку иди назад в ящик положи — будто не вынимали, а я возьму машину, все документы на дачу и прямо, как суд откроется, с повинной явлюсь, дескать, так, мол, и так, все забирайте, совесть замучила, премию на банкет из заработанных верну, дескать, и девушку угробил, берите, делайте со мной что хотите, сажайте, расстреливайте, мне ничего не надо, я больше так жить не могу — в коммуне жить хочу. Давай сюда повестку, я сам пойду и опущу. (Начинает одеваться.)

Алла. Так и семи еще нет — еще рано.

Алексей Никонорович. Ладно, подождем. (Садится.)

Пауза. А л л а встает.

Алла. Нет! Нет! Не может быть, чтобы за такие пустяки человека расстреляли! Если за такие дела человека и вправду расстреляют — тогда и весь народ расстрелять нужно. Тогда уж не одного человека в живых не останется! Одни дети! Каждый устраивается сейчас, как может. Даже пословица есть: хочешь жить — умей вертеться. Это почему мы хуже других должны жить? У всех машины, дачи и квартиры. Вы лучше к ним вот присмотритесь, откуда они все это берут, небось с работы все тащат. А мы с тобой ни одной нитки, ни одной скрепки с работы не утащили! Так разве мы виноваты, что с нас другие рвут что могут? Нет, нет, быть такого не может, не может быть у нас таких законов. (Звонит по телефону.) Сашук! Задремал? Ну, прости, у меня к тебе очень важное дело, я тут тебе, кстати, подарочек припасла… а пыжиковая шапка, как у меня. Доволен? Да что ты, что ты, сверху ничего не надо — по своей цене. Что за дело? Вот что. Нам тут… только сейчас… понимаешь, в ящик повестку в суд кто-то бросил… Так мы не можем понять, во-первых, кого вызывают — его или меня, да, у нас ведь и инициалы одинаковые, и во-вторых, ума не приложу, к чему тут она… ты не мог бы позвонить в суд и как-нибудь через знакомых узнать, собственно, по какому делу и кого? Сделаешь? Вот спасибо. Ну хорошо, постарайся. Мы будем у телефона ждать. (Кладет трубку.)

Пауза.

Алексей Никонорович. А интересно знать, как это расстреливают?

Алла. Что значит — как?

Алексей Никонорович. Ну как — из ружья или из пистолета? В лоб или в затылок? Глаза завязывают или нет?

Алла. Вот глупости! Кого расстреливают — это уже безразлично.

Алексей Никонорович. Вовсе не безразлично. В лоб страшно, а в затылок противно. Я вот в кино когда-то видел — одного расстреливали, так говорят — беги. Он и побежал. Бежит, старается, а они его хлоп — и убили. Вот так, мне кажется, лучше.

Алла. Чего это лучше?

Алексей Никонорович. Ну как же, если бежишь, то всегда надеешься, что убежишь, а пока надеешься — мыслями занят, вот оно и незаметно пройдет. Гуманнее так. (Пауза.) А электрический стул еще гуманнее. Садишься себе, как король, в удобное кресло, устраиваешься, и вдруг дерг — и сразу на том свете. (Пауза.) А интересно, родственникам трупы казненных выдают для захоронения или и трупы наказывают, сами хоронят? (Пауза.) Вот после электрического стула труп, должно быть, чернеет, и родственникам его показывать не надо. Противно. (Плачет.)

Алла(плачет). Не верю! Ты подожди еще. Сейчас Сашка позвонит. (Пауза. Звонок.) Алло? Да! Сашук! Да-да, Дозвонился?.. Черепанов?.. К нему домой дозвонился?.. Угу… угу… угу… Поняла. Спасибо. Большое спасибо. А за шапкой вечерком заходи. Днем мы с этим вопросом разберемся. (Кладет трубку.) Ну? Чего? Чего раскис, спрашиваю? Тюря! Честное наше добро все раздать хочешь? Так вот. Следователь Черепанов занимается нашим делом. Кого-то из нас как истца вызывают.

Алексей Никонорович. Как истца? Что значит как истца?

Алла. Ну как человека, который на кого-то в суд подал. Он точно не помнит за что — у него дело на работе, конечно, но на девяносто девять он помнит, что Савченко — как истца. И теперь я знаю, что это не тебя как истца вызывают, а меня.

Алексей Никонорович. Ты что, в суд подала?

Алла. Было дело, подавала.

Алексей Никонорович. На кого?

Алла. На тебя!

Алексей Никонорович. На меня? За что?

Алла. А ты не помнишь разве, как три года назад я пришла к тебе и сказала, что ухожу к другому человеку, полюбила его и ухожу с дочкой. И ты не помнишь, что ты тогда сделал?

Алексей Никонорович. Не помню. Что?

Алла. А я помню. Я до смерти это буду помнить. Ты запер дверь в комнату Ладушки, повалил меня на пол и…

Алексей Никонорович. И ты что, подала на меня в суд за изнасилование?

Алла. Да!

Алексей Никонорович. Но это же смешно! Я ведь еще был по закону твоим мужем!

Алла. Мне так и сказали в суде. Мне сказали, что заявление мое недействительно, если я одновременно не подам на развод.