Сдаёшься?

Однажды утром Варька пришла на берег с Виктором. Мы посмотрели на утренний замок, послушали, как громко финансист полощет горло, потом вошли в воду и поплыли. Мы плыли все дальше и дальше от берега, а Варька не сворачивала назад. Она плыла все вперед и вперед, и я хоть и злилась, что она так старается перед Виктором, оставшимся на берегу, но плыла за ней. Мы плыли, стараясь обогнать друг друга, то одна, то другая плыла впереди, стараясь изо всех сил. Я слышала, как хрипло и неровно дышит Варька, и думала, что она вдруг утонет, но мне ее нисколько не было жалко, потому что она сама выдумала эту затею и она сама, только сама может ее остановить, потому что она сама привела Виктора и неизвестно, что она ему наговорила по дороге; а мне повернуть к берегу было бы все равно что сдаться. Сердце ударяет то очень часто, то редко, и воздух с водою режет горло и щекочет в носу. И вдруг в бухту идет белый пароход с толстыми синими трубами, и пароход идет прямо на нас и оглушительно гудит; и Варька гребет одной рукой, а второй машет изо всех сил, и я машу рукой — ведь ни она, ни я не хотим погибнуть в винтах парохода, — и пароход сворачивает и идет ближе к берегу, и стоящие на палубе машут нам платками и белыми шляпами — ведь никто не знает, как нам трудно плыть. Но вот уже близко прибрежные камни, усеянные, как иголками, острыми ракушками. Сверху камни маленькие, но здесь глубоко, и эти камни лежат на дне — мы уже искололи об них колени; и вот Варька взбирается на один из камней, она обрезала ступню и стоит, поджав ногу, и я замечаю, что Варька очень похудела за этот год, и что лицо у нее стало худым, и это ей очень идет. И вот мы уже идем по берегу, и Варькина нога оставляет красную полосу на белом прибрежном песке, и мы, как настоящие исследователи новых земель, поем нашу любимую песню: «Осторожней, друг, здесь никто до нас ведь не был, в таинственной стране Мадагаскар».

А замка с берега не видно, и дорога идет в гору, и мы становимся великодушными и обнимаемся, как в школе на большой перемене, и хотя нам идти так не очень удобно, но нам хорошо так идти. И дорога идет все выше в гору, и мы все поем песню про Мадагаскар, и этот берег освещен солнцем, а тот берег, мы знаем, еще в тени; но ни она, ни я не оглядываемся посмотреть, там ли еще Виктор и видно ли нас ему, может быть, потому, что мы знаем, что там и что все ему хорошо видно. Внезапно перед нами появляются колючая проволока, ослепительная стена низкой мазанки, на стене два огнетушителя, и вырастает толстая женщина в синем халате и красном платке.

— Куда вас черти несут? — кричит женщина.

— Как пройти к замку? — кричит в ответ Варька. — Мы с того берега.

— Плывите отседова! — кричит женщина. — Здесь море запретное и зона запретная тож. И чтоб духу вашего! — Неожиданно женщина нацеливает на нас ружье.

Мы сбегаем с горы на берег. Мы больше не оглядываемся, чтобы подождать друг друга, хотя Варька прыгает по камням на больной ноге. Так же, не глядя друг на друга, мы спускаемся по колючим осклизлым камням в море и плывем, стараясь обогнать друг друга. Тот берег темный и так далеко, что мне уже не хочется плыть, — все равно это кажется так далеко, что где уж человеку ростом в полтора метра преодолеть это, и я часто переворачиваюсь на спину и даже не смотрю, куда плывет Варька, потому что он все еще стоит на камне, загорелый и черноволосый, как цыган, и черным, цыганским, жадным глазом, наверное, смотрит то на меня, то на Варьку и, наверное, хочет, чтобы я, а не Варька приплыла первой. Хотя откуда я могу знать, чего он хочет, — ведь Варька, та тоже старается изо всех сил, и мне очень хочется, чтобы на том плоском камне в своей смешной старомодной шляпке оказалась бы мама — ведь ей было бы все равно, кто из нас доплывет первой, лишь бы доплыли, и если первой доплывет Варька, она все равно будет любить только меня одну, — он уже освещен солнцем и блестит на солнце — шоколадный, в синих плавках, словно полированный.

Когда мы выходим на берег, на берегу никого нет. Камень финансиста — пустой и чистый. Он ушел сегодня раньше времени — может быть, боялся, что мы все же начнем тонуть и ему придется нас спасать. На нашем плоском камне — следы босых ног. Горочки нашей одежды лежат на песке. Мы с Варькой не смотрим друг на друга. Мы одеваемся и смотрим на тот берег. И, против всех законов оптики, на том берегу мы видим два кривых столба и колючую проволоку, натянутую на них, и два огнетушителя на белой стене…

Варька больше не приходит на мой берег. Через неделю мы с мамой уезжаем в Москву. Мне все понятно. Как-то Виктор звонит мне по телефону и приглашает на свою свадьбу с Варькой. Он спрашивает, не вышла ли я замуж, он сильно смущен. Свадьба у них будет в общежитии. Я обещаю прийти на свадьбу — но не иду. Я в этом году буду пробовать поступить в Консерваторию. Мне все больше и больше не нравятся мертвецы и нравится классическая музыка.

Прощай, Варька! Счастья тебе в семейной жизни!

В канун Нового года