Сдаёшься?

Полутемными извивающимися лесенками и коридорчиками, покрытыми коврами, всасывающими в себя любой звук, который осмелился бы раздасться в этой кромешной тишине, дама все так же молча остановилась перед низкой, слабо освещенной из коридора дверью, достала из бездонной глубины своих черных брюк ключ на брелоке — брелоком, как Сева с содроганием заметил, служила маленькая черная кудрявая, совершенно натуральная голова с бледными губами и закрытыми веками, — отворила дверь, со знакомой Севе неженской силой подтолкнула его внутрь, сунув в руки что-то бумажное, закрыла дверь за его спиной на два полных оборота ключа — и все утихло.

Огромная комната, в которой он очутился, освещалась дрожащей зеленоватой рябью света, исходящей из огромного освещенного аквариума, заменяющего одну из стен. Большие, чудовищного вида рыбы, уткнувшись носом в зеленое стекло, пучеглазо глядели на него, отвратительно гримасничали и шевелили усами.

Стены и пол комнаты были закрыты темными коврами. Половину комнаты занимала тахта, стоящая посередине, тоже закрытая ковром. Перед тахтой ласково журчал вращающийся фонтанчик. Вторую половину комнаты занимал розовый рояль.

Внезапно раздался хриплый голос:

— Ладно, ладно, Федя, завтра, потом.

Сева вздрогнул и обернулся. В комнате никого не было. Он заглянул за маленькую дверь — в местах индивидуального пользования все было тихо.

— Ладно, ладно, Федя, завтра, потом, — опять прохрипел кто-то. Под розовым роялем стоял большой белый попугай и неподвижно взирал на Севу вылезшим из орбиты глазом.

Сева лег на обширную тахту не разуваясь и заложил руки за голову. Хочешь не хочешь, а ему предстояло обдумать случившееся. Сначала надо было зацепиться за бесспорные вещи, чтобы от них начать распутывать весь клубок.