Сдаюсь на вашу милость

— Я не собираюсь с тобой спать! — рявкнула так, что сама чуть не оглохла.

Улыбка «избавителя» стала чуточку более поганой.

— Как будто у тебя есть выбор.

Магия замкнулась на нем, и он об этом прекрасно знает.

Плохо. Можно даже сказать, кошмарно.

И лишь то, что я все еще достаточно слаба, позволяет мне не чувствовать это так сильно.

— Перетерплю, — мрачно буркнула я сквозь зубы.

Предвкушающе заблестевшие глаза хотелось просто выцарапать.

— Уверена?

— Еще как!

Физиономия в кресле сделалась притворно сочувствующей.

— Будет непросто, учитывая, что жить мы вынуждены в одном доме.

— Я не собираюсь оставаться здесь надолго! — Знаю, глупое заявление, поскольку деваться мне было некуда.

Но я думала, только в плане жилья, а оказалось…

— Собираешься.

— С чего бы?!

— Ты подписала контракт, — напомнил… получается, что преемник моего прежнего работодателя. — И хоть магия не подействовала, я это вижу, но твоя подпись на документе кое-что да значит. Ты должна находиться при Шанет ближайшие несколько лет.

Сволочь. Ловко он меня.

— И ты, конечно, не можешь расторгнуть договор и отпустить меня? — прошипела, не скрывая своего отношения к такому положению дел.

Белозубая улыбка на смуглом лице смотрелась ослепительно.

— Могу. Но мне не хочется.

Нервы сдали. Я схватила подушку и с силой запустила в него.

Силы, прямо скажем, было не много. Несчастная постельная принадлежность только с кровати сверзлась.

Эддар рассмеялся и… улетучился черной дымкой, не потрудившись даже встать с кресла.

— Гад! — прошипела я, борясь со слезами.

Хуже сделала только себе. Теперь придется вставать и поднимать подушку, потому что без нее неудобно.

Следующая моя встреча с Эддаром произошла на другой день. К этому времени стало понятно, что он вроде как взял на себя заботу о нас… но в основном обо мне. Шанет была кем-то вроде домашнего привидения. Ей позволили сновать по дому, но это был предел. Она злилась и страшно обижалась, уже трижды прилетала пожаловаться мне на дядюшку. Я же искренне считала, что неженатый и бездетный родственник просто понятия не имеет, что делать со свалившимся в руки ребенком. Вроде как чужим и не особенно ценным, а все равно на его попечении.

Потормошив ученицу, выяснила, что за все это время он дважды ей улыбнулся, выслушал, что она уже слишком взрослая для конфет и вообще бережет фигуру, и наколдовал призрачную заколку. По-моему, это было даже мило, но девчонка морщила нос. Все вместе же полностью подтверждало мою правоту.

С котом у них чего-то там приключилось… ни один не рассказал, что именно. Но Падишах вновь жил в моей комнате и вообще старался держаться поближе ко мне. Правда, здесь ему не предоставили гору подушек, и готовить любимые котом яства никто даже не думал, что несказанно печалило его пушистую персону.

Отношение ко мне было принципиально иное. Первый же разговор вылился в противостояние, Эддар был груб и не собирался за это извиняться… И все же меня лечили. Дорогой доктор из города приходил, принес не менее дорогие лекарства — нашим покровителем было оплачено все. Молчаливая и угрюмая служанка трижды в день приносила огромный поднос с едой. Поначалу там присутствовали исключительно полезные блюда, сочетающиеся с прописанной доктором диетой, позже добавились редкие фрукты и затейливые десерты. При виде них Шанет завистливо вздохнула и ехидно посоветовала и мне поберечь фигуру, иначе моя любовь так и останется безответной. Я же про себя решила, что именно того мне и надо, и съела на одно пирожное больше, чем планировала. И два сочных, безумно сладких фрукта оставила, чтобы съесть чуть позже.

В день, когда мне разрешили вставать, появились три платья и несколько свертков с разными женскими мелочами. Вещам я была рада и не рада одновременно. Мои «богатства» остались в разграбленном доме, я только ларец с собой унесла. Но это все выбирал явно мужчина. И будто бы для женщины, которую видит не просто учительницей своей племянницы. Яркие, летящие, струящиеся платья. Полупрозрачные, но зачарованные давать прохладу, накидки, отороченные золотой или серебряной каймой. Удобные туфли из мягкой кожи и еще одни — для дома. Белье и ночная сорочка… при виде всего этого у меня лицо заалело. Расчески, заколки, немного не слишком дорогих украшений.

Разум при активной поддержке чувства достоинства требовал отказаться от слишком щедрых даров. Ладно, что-то надеть, а от остального отказаться. Шанет же восприняла появление вещей как нечто само собой разумеющееся:

— Теперь ты хоть не похожа на бедную родственницу. — Мои новые вещи девочке вполне нравились.

— Наконец хоть белье приличное, — поддержал кот, чем заставил меня отчаянно краснеть.

Пальцы задумчиво перебирали расческу, флакон с ароматной жидкостью для волос, шелковый мешочек с украшениями…

— Я вам вообще не родственница, — напомнила, если вдруг кто-то забыл.

— Будешь, когда выйдешь замуж за дядю, — отмахнулась ученица.

Впервые я позволила себе выразительно скривиться. Как-никак уже больше недели ничему ее не учу.

Мимики никто не понял, а я так старалась!

— Не выйду.