Сдавайтесь, шериф!

— Раздевайся немедленно! — приказал ей и, вскочив, ломанулся к ранее обнаруженной двери в коридоре, ведущей в нужное помещение. Пока искал выключатель, расшиб палец на ноге и треснулся лбом о слишком низкие полки. Матерясь шепотом на чем свет стоит, отыскал долбаный основной вентиль и вспомнил о-о-очень добрыми словами тех, кто завалил подход к нему всяким барахлом. Наверняка весь этот хлам остался от бывших владельцев дома, судя по коробкам с детскими игрушками и множеству велосипедных колес.

— Перла, да ну мать же его раз так! — рявкнул, застав ее совсем не за переодеванием из мокрого и холодного. Упрямая девица собрала уже почти всю пролившуюся воду тем самым полотенцем. — Прибью ведь!

Выдернул у нее из рук ебаную тряпку, швырнул ту в душевой поддон и решительно схватился на ткань футболки.

— Снимай сама по-хорошему или порву к херам!

А дальше у меня, видно, случилось некое запоздалое помутнение рассудка от удара об пол, не иначе. Потому как сахарочек вскинула на меня глаза, ожгла кратким гневом, а после я в них прочел охеренно четкое «так порви!»

Не веря своему счастью, помедлил, накручивая мокрый трикотаж на кулак до треска, не отрываясь от ее глаз. Испытывая, убеждаясь, что верно считал сигнал, давая время и пространство передумать, послав к чертям адовым завывший от запредельной готовности как иерихонская труба член. Мне тут не приведи господи сейчас ошибиться. Это будет пиздец эпичного масштаба и вполне вероятно необратимого свойства.

— Ну же! — потребовала Перла и снова лязгнула зубами.

Прямой приказ действовать на полных оборотах.

Есть, мэм!

И аллилуйя!

Загреб в пригоршню мокрые пряди на ее затылке и столкнул наши губы. Всего на секунду, на пробу, потому как сил же нет терпеть. Первые полглотка ее вкуса, с которых унесло сразу, как от бутылки вискаря. Оторвался, глянул в глаза Перлы, увидев в них тот же хмель возбуждения, что сейчас наверняка и в моих.

— Не знаю, что это… — пробормотала она, рвано дыша.

Я знаю. И тебе скажу. Потом. Когда готова будешь принять.

Разодрал без всякой жалости мокрый трикотаж, оставляя мою девочку голой по пояс. Кто-то шастал на работе без лифчика? Об этом тоже поговорим потом. Накрыл обеими ладонями ее груди, сжал их и свел, утыкаясь с долгим стоном чистого кайфа лицом в ложбинку, как и мечтал все это время. Потерся лицом, бессовестно царапая нежную кожу отросшей за ночь щетиной. Сука, я уже просто обожаю это! Именно вот этот аромат и бархатистость поверх упругости, этот вес и объем в ладонях, это ее отрывисто-благодарное «ах!» в мою макушку. Стиснул еще чуть сильнее, скользнул языком в щель между упругими холмами, предвкушая и обещая скорую работу моего языка между ее ног. Перла резко выдохнула и откинула голову, ударяясь затылком о стену, и тут же ее пальцы вцепились в пуговицу на моих джинсах. Моя острая конфетка хочет добавить оборотов?

Детка, я с тобой готов разогнаться с нуля до сотни за секунду.

Я исцеловал-облизал ее ключицы и шею, возвращаясь к губам. Мокрая ткань моей футболки коснулась сосков Перлы, и она зашипела, взвиваясь на цыпочки. Я мигом сдернул ее через голову и вжался своим ртом в ее, вталкивая язык между ее зубов. И моя петарда ответила мне с таким же напором, еще и впиваясь своими ногтями в кожу моей головы. Я чуть не сжирал ее, охотно позволяя поглощать в ответ, уже беспардонно тиская грудь одной наглой лапой и одновременно выуживая из заднего кармана презерватив-другой.

Оборвал поцелуй, ворча от потери, и коснулся серебристым квадратиком губ Перлы.

— Подержишь это для нас, сахарочек? — прохрипел и сорвался на стон, когда моя конфета зажала предложенное зубами. Не мешкая бухнулся на колени, глядя на нее снизу вверх. Прости господи, но какой же вид охуительный! Твоя женщина смотрит, чуть склонив голову набок, на тебя, собирающегося ублажить ее ртом и упиться самому допьяна. Молниеносно расстегнул ее ширинку и потянул джинсы вместе с бельем вниз, проворчав зачем-то:

— Смотри, не урони его, детка.

Вместо ответа Перла просто вжала меня лицом в свой живот, прозрачно намекая, где, на ее взгляд, сейчас следует находиться моему языку. О да, мой шериф знает, чего хочет, а ее желания для меня — закон. Особенно те, что совпадают с моими.