Сделано в Японии

— Пожалуйста, будьте осторожны! Сковородки очень горячие! — пропищала голосом впавшего в детство робота девица, надела на сковородки высокие кольца из оберточной бумаги, чтобы нас не забрызгало жиром, прогремела ножами и вилками, прошуршала счетом, который она свернула в неровную трубочку и запихнула в прозрачную пластмассовую подставку на нашем столе, и покатила шкварчащую тележку к столу; где сидел «заказанный» Накадзима с иностранцами.

— Чего делать будем, Такуя? — Ганин задумчиво рассматривал зазубренное лезвие ножа для стейка.

— Не решил еще, — сказал я, пробуя свой нож на гибкость. — Торопиться не люблю…

— Ты бы подмогу вызвал на всякий случай. — Ганин вонзил зубастый нож в темно — коричневую плоть жилистой австралийской вырезки.

— Пожалуй, ты прав, Ганин. — Я отложил нож, отодвинул подальше все еще плюющуюся жиром сковороду и набрал номер отдела. Накагава, слава богу был на месте, и я попросил его подослать к нам пару патрульных машин.

— Смотри! — вдруг сдавленным замогильным голосом произнес Ганин и кивнул головой за окно.

Я медленно повернул голову в направлении его кивка и увидел, что на ярко освещенной — еще минуту назад абсолютно пустой — площадке «шелловской» заправки стояли теперь два здоровенных «лэнд — крузера» — белый и черный. Когда они успели подъехать к «Кентакки» и как незаметно для нас с Ганиным переехать к «Шеллу», осталось для меня загадкой, единственным ответом на которую было излишнее внимание к горячему мясу и крашенной в ярко — рыжий цвет студенточке, выделявшейся гортанным смехом и внушительным бюстом из молодежной компании через два столика от нас. Хотя джипы стояли сейчас подле колонок, ни к одному из них заправочные шланги не тянулись. Зловещий стоп — кадр продолжался секунд тридцать, после чего задняя левая дверь белого «лэнд — крузера» не спеша открылась, и из темного салона на светящийся бетон выпрыгнул верзила двухметрового роста. Судя по контурным очертаниям его тела, он имел те же два метра и в плечах. Он вступил в ярко освещенную зону перед входом в главный заправочный офис, и теперь можно было разглядеть, что это японец, с широченным лицом, коротко остриженными волосами и могучей шеей. Я невольно вспомнил, что сегодня в Отару мне уже пришлось лицезреть такую комплекцию — да еще в двойном экземпляре.

Перед незнакомцем открылась автоматическая стеклянная дверь, и он утонул в слепящем неоне офиса. Из джипов больше никто не появился, что особого оптимизма не добавило. Мой стейк уже перестал плеваться огненным жиром, и я снял со сковородки изрешеченное жидкой шрапнелью расплавленного сала бумажное кольцо, но аппетит у меня пропал. Ганин вяло возил ножом по своему куску, но также особого рвения в его поглощении не проявлял. Зато мы с ним вдруг одновременно обнаружили, что в нас, вернее, в наши стейки вперились четыре пары голодных глаз сидящих через стол от нас студентиков, которым по незадачливости своей и несостоятельности родительской пришлось на четыре долгих года принять изнуряющее и плоть, и дух вегетарианство. Но мне сейчас было не до помощи голодающим студентам Сумикавы и окрестностей…

Безымянный пока бугай вышел из заправочного офиса минуты через полторы. Он не спеша, с чувством собственного достоинства, подошел к черному «крузеру» и нагнулся к левому переднему окну. Еще через две минуты он разогнулся, расправил свои сумоистские плечи и пристально посмотрел на нас с Ганиным. Не знаю, успел ли я одернуть свой косой взгляд до того, как он пересекся с его, но только когда следующим движением своих зорких глаз я проверил ганинскую диспозицию, я увидел кислое лицо уставшего от дел праведных сэнсэя, сверлящего очами и ножом не самый нежный стейк.

— Сюда смотрит, гад, — не поднимая глаз от стейка, прошептал Ганин. — Видишь, Такуя?

— Вижу Ганин, — процедил я сквозь зубы и сделал попытку разъять на части свой кусок стремительно холодеющей говядины.

— Когда твоя подмога будет, Такуя? — не без дрожи в голосе поинтересовался Ганин.

— Минут через десять, не раньше.

— Значит, нам только ночь простоять, а день держаться уже не надо будет, да?

— Что-то вроде этого…

— Смотри, пошли!